— Но... Китай, который на Земле? Азиатский Китай? Китай, который на Востоке?

Или, наверное, не так уж и глупо...

Барии заскулил на руках у Джилла, лизнул ему лицо, засучил ногами, прося поставить его на землю. А затем из сырой темноты вышла, спотыкаясь, Анжела, обеспокоено взывая в поисках кого-то конкретного. Найдя его, она благодарно зарыдала и со всплеском рухнула рядом с ним.

— Китай, — повторил вслед за другими Джилл, крепко прижимая к себе Анжелу с собакой между ними. Но миг спустя, когда мысли перестали крутиться у него в голове, и он принял странность этого события:

— Где Фред?

— Здесь, — отозвался, задыхаясь и отплевываясь, пилот, существо из грязи, поднимающееся из провала между парой гниющих пней. — Я здесь. Но... я слышал, кто-то говорит, что мы в Китае?

— Когда в небе прояснится, — ответил Джилл, — мы узнаем наверняка. Но Кину Сун, похоже, думает...

— Не думает, Спенсер Джилл, знает! — поправил его Сун, поднимая здоровую руку и показывая на путь через насквозь промокший лес. Он попытался встать. — В той стороне... Желтое море. Мой... мой дом. — Но у него не хватило сил подняться. И, вздыхая, он уронил руку к бедру, а голову — на грудь, а затем опрокинулся и упал лицом в слякоть.

Тарнболл схватил китайца за шкирку и вытащил его из грязи.

— Достал, — сказал он. — Бедолага совсем выдохся.

— Пошли, — позвал Джилл, нетвердо вставая на ноги и помогая подняться Анжеле. — Сун, показывая в эту сторону, сказал что-то о своем доме? Если он действительно узнает это место — я хочу сказать, если он прав, а не просто бредит — ну, все, что угодно, должно оказаться получше этой грязи.

Они продрались сквозь бамбук, мокрый кустарник и перепутанные лианы, и, наконец, наткнулись на тропу, проходившую через джунгли, которая вывела их к взгорку с видом на побережье. И Желтое море оказалось и впрямь желтым. А там, на опушке леса...

...Своего рода Дом. И, как сказал Джилл, он должен был оказаться получше, чем ночь и дождь, совершенно определенно. В доме не горело никакого света: покинутый, дверь его немного хлопала на замирающем ветру с моря. Но в лампах нашелся керосин, в кувшинах — вода, и в доме место, где готовить и где есть. И имелась хорошая крыша, по которой, когда буря начала стихать, падал с постоянным, убаюкивающим шелестом дождь.

За бамбуковыми стенами-перегородками они нашли низкие деревянные постели, тростниковые циновки и даже пару огромных легких кресел, сплетенных из рафии.

Дом Кину Суна? Ну, наверное... Но разве его домом не стал корабль? Несомненно, они все об этом выяснят, когда он проснется. А до тех пор этот домик подойдет очень даже неплохо.

Сил у группы Джилла как раз хватало на то, чтобы немного умыться, совсем немного, прежде, чем взяла свое усталость. И тогда они уснули там, где нашли подходящие места...

Джилл проснулся, вздрогнув от отдаленного удара грома. Анжела свернулась в одном из больших кресел, а он припарковался на полу рядом с ней. Весь дрожа, он поднялся и подошел к окну, точнее, к оконному проему в стене из плетеного бамбука, и посмотрел на ночное небо. Оно было ясное, и созвездия на нем ничем не отличались от земных.

«Слава Богу», — подумал Джилл и сразу же перефразировал эту мысль: «По крайней мере, на данное время». А затем тихо вернулся к Анжеле и опять уснул...

...Только для того, чтобы снова вздрогнуть и проснуться через несколько минут, а может, опять же, часов, когда плеча его коснулась большая ладонь...

— Ш-ш-ш! — предостерег его Тарнболл. — Не разбуди тут всех. Я просто подумал посоветоваться с тобой: этого коротышку донимает какая-то боль.

— Боль? — Джилл еще не вполне проснулся, но теперь уже начинал соображать лучше. — Коротышку?

— Кину Суна. Он стонал во сне. Может, кошмар снился? Ну, это-то я могу понять. Но он дергается и, похоже, ему очень неуютно.

— Дергается?

— Ворочается, беспокоен, мучается.

Джилл прошел с ним в комнатушку, где они уложили Кину Суна на тюфяк и накинули на него одеяло. Там он и лежал, бормоча во сне и вытягивая шею с глубоко вытравленной у него на лице болью.

— В том последнем месте он тоже это делал, — вспомнил Джилл. — Мы думали, что это, возможно, вызвано простой усталостью, помнишь? Но смотри, он пытается расчесать себе шею.

— Тот шрам, — вспомнил в свою очередь и Тарнболл. — Так что за черт?

Они перевернули китайца на живот и изучили его шею под затылком. На месте шрама виднелась кое- какая свежая кровь, а изнутри там высовывался осколок чего-то тускло металлического.

— Имплант Сита! — догадался Джилл.

— Э-э?

— Знаешь, как деревянная заноза, бывает, со временем выходит на поверхность, словно тело отторгает ее? На мой взгляд, именно это здесь и происходит. Помнишь, как Уэйта беспокоил зуб с «жучком»? — Джилл захватил большим и указательным пальцами торчащий кончик этой штучки и медленно вытащил ее. — Имплант Сита — это инородное, на самом-то деле, инопланетное тело, и Кину Сун, наконец, отторг его. И это может объяснить, почему как раз перед тем, как два солнца сделались новой звездой, у Сита возникли трудности со связью через него. Похоже, что металл фонов или ггудднов и человеческая плоть не сочетаются.

И когда Сун издал тихий, почти благодарный стон и снова расслабился, они изучили предмет, извлеченный Джиллом из его шеи. Он был не толще деревянной части спички и лишь в половину ее длины. Но на одном конце, последнем, который вышел из тела, трепетали крошечные металлические нити, такие же тонкие, как нити накаливания в лампочках, а может, и еще тоньше.

Поскольку предмет этот весь вымазался в крови, Джиллу пришлось вымыть его, прежде чем они разглядели эти крошечные проволочки. Но он оказался, наконец, на ладони у Джилла: пять восьмых дюйма длиной, одну десятую дюйма толщиной и из того же тусклого металла, какой пошел на коронку зуба Джорджа Уэйта.

— И такая вот маленькая штучка давала тому медузоподобному ублюдку полный контроль над ним? — в изумлении покачал головой спецагент.

— Не полный контроль, — поправил его Джилл. — Но достаточно близкий к полному, чтобы это не составляло никакой разницы. А вот раздражает меня то, что я не засек эту штуку, так как это же, в конце концов, машина. Но такая малюсенькая! И, конечно, в машинном мире мой талант был заглушен или отгорожен бесполезным, бессмысленным утилем повсюду вокруг нас.

— Но не на скале с маяком, — указал ему собеседник. — И не в тех развалинах на планете больших тараканов.

— Да, — согласился Джилл. — Но Сит использовал Суна экономно. В моем машинном мире он его не использовал, за исключением, возможно, одного раза для установления нашего местонахождения. Равно, как и в лесном мире: он не использовал Суна до тех пор, пока этот коротышка не открыл себе глаза, и Сит не смог увидеть, где же мы находимся.

— Значит, они никак не могут быть в сговоре.

Джилл покачал головой.

— Сильно сомневаюсь в этом. Но у Сита явно было время основательно поработать над Суном, которого у него не нашлось в случае с Джорджем Уэйтом. Отсюда и разница в модели и качестве этих «жучков». Этот был классическим. Но как я сказал, из человеческого тела не получается хорошего местопребывания для этого «разумного» металла. Или, может быть, в данном случае, это просто Дом Дверей сам автоматически выполняет свою задачу: «исцеление» болезней людей или существ, подвергаемых испытанию. Я хочу сказать, ведь наверняка же, если в теле находится что-то вредное, то это будет равнозначно заболеванию? Особенно, если эта штука может вызвать болезнь? Мне помнится, ты говорил, что зуб Уэйта и так-то порядком расшатался — как ты там выразился? — «хлопал на ветру»? Ну, возможно, его расшатал Дом Дверей в качестве первого шага к избавлению от него. И это может объяснить всю ту боль, которую тот постоянно причинял бедняге Джорджу. Так или иначе, я чувствую себя немного виноватым из-за сделанного