струнку напряженным хвостом. Он словно говорил: «Да посмотри ты, ради Бога, посмотри!»

Она посмотрела... Возможно, пес был не так уж и глуп...

Джордж Уэйт и Анжела расположились в жилых помещениях внизу.

Анжела с удовольствием поговорила бы хоть с кем-нибудь. Она готова была рассказать министру все, что тот хотел знать о Спенсере, Джеке и о ней самой; то, о чем они не написали в докладах, поскольку Джилл считал, что об этом лучше умолчать. Иными словами, изложить их приключения во всех подробностях, но Джордж, казалось, утратил всякий интерес к происходящему. Лишь иной раз, когда он проводил ладонью по шее и затылку, на лице отражались какие-то чувства. Он крепче сжимал губы, глубоко протравленные морщины собирались в уголках глаз. «У него что-то болит», — решила Анжела. И тогда ей показалось, что она сама в какой-то мере ощущает это давление. Со стороны могло показаться, что злокачественная опухоль в мозгу Уэйта с каждым мгновением становится все больше и больше.

— Бывали случаи, — неожиданно заговорила она без всякой причины, за исключением, возможно, желания отвлечь Уэйта от мыслей о болезни, — когда я думала, что все кончено. Должно быть, так обстояло и с другими. Но мы прошли через все испытания и выжили. Что бы ни случилось, мы обязательно победим. Спенсер обязательно вернется и...

Уэйт поднял голову. Его запавшие глаза, казалось, засветились. Однако, он смотрел не на Анжелу, а на основание винтовой лестницы. Он услышал гулкую дробь каблучков Миранды Марш, ее крик и неистовый лай Барни.

— Джилл уже вернулся? — напряженным голосом поинтересовался он.

Но это оказался не Джилл. Анжела подошла к лестнице и подняла голову. Спускавшаяся Миранда Марш остановилась и, запыхавшись, крикнула, свесившись через перила:

— Анжела, в море у старого пирса кто-то есть! Кто-то дрейфует на плоту... или на обломках... я не уверена...

— Что? — Анжела ахнула, прежде чем смысл сообщения Миранды, наконец, дошел до нее. А потом она метнулась к двери. Уэйт последовал за ней, но пес опередил их. Промчавшись мимо Анжелы, несущейся по усыпанной галькой дорожке к обветшавшему бетонному причалу, он через мгновение очутился в воде и яростно работал лапами, плывя к плоту из обломков.

Плот представлял собой путаницу из такелажа с какими-то шпангоутами и засунутых в сеть обломков обшивки. Завершающими штрихами служили спасательный пояс, охапка поплавков и пластиковых бутылок. В целом сооружение казалось очень хрупким. В самом деле, оно стало распадаться на куски, стоило псу сомкнуть челюсти на конце каната. Не обращая на это никакого внимания, Барни повернул и поплыл к берегу, таща за собой плот.

К счастью, стояло лето, а море было спокойным, как мельничный пруд. Анжела плавала хорошо, но ей не стоило пускаться вплавь... Она зашла в воду по пояс, а потом, сделав неосторожный шаг, скрылась с головой, когда скальное дно, казалось, внезапно исчезло у нее из-под ног. Всего один-два гребка, и через мгновенье Анжела уже помогала Барни буксировать плот и его потрепанного пассажира к берегу.

И когда ноги девушки снова коснулись дна, потерпевший кораблекрушение оторвал от путаницы обломков гриву мокрых черных волос и посмотрел на нее изумленным, затуманенным взглядом. Глаза у него оказались карие. Затем, когда голова несчастного бессильно упала обратно, между Анжелой и Барни вклинился Джордж Уэйт. Он помог им подогнать плот к берегу...

Кутаясь в огромный армейский свитер, человек с плота глотал горячий кофе, заедая его бутербродами с беконом. Он выглядел не слишком изможденным. Когда его вытащили, он проспал час перед ревущем в очаге огнем и проснулся, напоминая человека, очнувшегося от кошмара. Потом он рассказал свою историю.

Казалось, Джордж Уэйт, наконец, вышел из психического ступора. Анжела считала, что знает причину.

Коротышка с плота был везунчиком, и Уэйт надеялся, что какая-то часть удачи незнакомца перейдет к нему.

— На каком корабле вы плыли? — спросил Уэйт, наливая вторую кружку кофе.

— Да? — спасенный, имевший явно восточное происхождение, поплотнее запахнул толстый свитер Джека Тарнболла, глотнул кофе и погрел руки о кружку. — Корабль? А, он звать «Гамбург».

— "Гамбург"? Немецкий корабль?

— Верно. Немецкий сухогруз. Моя — матрос. Мальчик, я уплыть заяц. Двадцать лет плавать на кораблях.

Анжела вернулась к главной теме:

— Так говорите, причиной катастрофы стали водоросли?

— Верно! Уйма водорослей. Ночью... — коротышка задрожал. — На вахта все уснуть! Открытый море... Вахтенные следить — нет ли корабль, а не водоросли. А потом мы врезаться. Замедлить ход. Стать. Наши... колеса?., болты?., или...

— Винты? — подсказал Уэйт. — Их обмотало?

Спасенный скривился и сделал сложное, неясное движение руками.

— Корабль стоять! — вымолвил он. — Стоять, и ни с места. Но хорошо, штиль. Три матрос спускаться, резать водоросли. Никто не вернуться.

Уэйт и две женщины переглянулись и снова посмотрели на спасенного ими азиата.

— А потом? — спросила Анжела.

Спасенный пожал плечами.

— Водоросли живые... Они двигаться, расти, наваливаться на борт корабля. Поэтому, мы пытаться сжечь. Топливо.

— Его английский улучшается с каждой минутой, — заметила Миранда.

Он услышал эти слова, посмотрел на Миранду и объяснил:

— Моя пять лет говорить по-немецки. Ни разу по-английски. Теперь это умение возвращаться.

— Значит, вы попытались сжечь водоросли, — нетерпеливо поторопил его Уэйт. — И?

Азиат покачал головой, опустил взгляд, произнес, словно говоря с кружкой:

— Это оказалось очень трудно, — пробормотал он. — Моя видеть, что происходить, но... не понимать. Один час, два, днем, середина утра... явились они.

— Кто «они»? — спросила Анжела.

— Из водорослей. Подняться. Крабы, но большие... большие, как... — Он раздвинул руки, снова покачал головой. — Трудно объяснить. Корабль, он пропал. Пропал в водоросли. Крабы пробивать дыры. Хлынуть вода. Корабль идти ко дну. Это трудно, но... вы верите? — он снова поднял взгляд.

— Да, — заверила его Миранда. — Верим, — и, обращаясь к остальным, проговорила:

— А вы верите, что чертов Джилл помешает мне сделать то, что необходимо... что должно быть сделано?

Джордж Уэйт посмотрел на нее, он снова выглядел ожившим, но Миранде это не понравилось. Он спросил у коротышки:

— Сколько еще людей уцелело?

— Мы найти сеть, шпангоут, бутылки, пробка. Потом ночь. Чистый вода, водоросли нет. Потом день. Думай этот день. Люди в воде? — он опять покачал головой, и взгляд его затуманился. — Мой, — он стукнул себя в грудь...

Тут Барни снова залаял. Словно обезумев, он сломя голову бросился вниз по винтовой лестнице. Все поняли, что это означает, и рванули к двери. С востока доносилось отдаленное тут-тут-тут винтов, быстро становящееся все громче и громче. Крапинка в небе увеличивалась, теряла высоту, падала к маяку.

Джилл горел желанием приступить к делу. Он не мог ждать. Крошечный замок гудел у него в руке, гудел, как работающая динамо-машина или электростанция, только и ждущая подключения к линии.

Экстрасенс опустился на колени посреди группы, образованной из его «добровольцев», Анжелы, Тарнболла и Барни, и Джорджа Уэйта. Кроме них на острове были только Миранда, Стэннерсли и единственный член экипажа, уцелевший после крушения «Гамбурга». Они находились в отдалении от группы «добровольцев». Когда все умолкли, Джилл сосредоточился, пытаясь установить контакт с узловой точкой, оживить, высвободить ее потенциал. Фред Стэннерсли окликнул его: