важная персона.
Питер невольно подумал о Макэндрю, чей дом остался позади, примерно в десяти милях от места аварии. Он сравнивал судьбу этого морально сломленного человека, профессионального военного без будущего, обреченного всю жизнь качать на руках измученную болезнью жену, и торговца автомобилями, мчащегося выручать жену-алкоголичку.
– Я, пожалуй, позвоню в агентство по прокату и сообщу им, что случилось с машиной, – сказал Ченселор.
– Не волнуйтесь, все будет в порядке, – успокоил его полицейский, садясь в машину. – Я возьму ключи и передам их шоферу буксира. Скажете, чтобы они обратились к Доннели из Роквилла.
– Я вам очень признателен.
– Все нормально. Я отвезу вас в Вашингтон.
– О, даже так?
– Я получил на это разрешение моего начальства. Авария произошла на нашем участке.
Питер взглянул на полицейского:
– А как вы узнали, что я живу в Вашингтоне?
На какое-то мгновение глаза у того стали непроницаемыми.
– Да, видно, вам здорово досталось. Вы же сами сказали мне об этом несколько минут назад.
За поворотом серебристый «Континенталь» остановился. Отсюда вой полицейской сирены был почти не слышен. Скоро он и вовсе умолкнет: человек в полицейской форме сделает свое дело. Никакого полицейского Доннели на самом деле, конечно, не существовало. Эту роль исполнял специально нанятый для этих целей человек, который должен был запутать Ченселора, сбить его с толку.
И «Континенталь», один вид которого привел Питера в ужас, напомнив ему о той страшной ночи, когда он едва не погиб, и человек в полицейской форме были составными частями общего плана. Чтобы операция прошла гладко, требовалось многое предусмотреть и тщательно организовать. Каждая ниточка правды, полуправды и лжи были искусно сплетены в паутину, в которой предстояло запутаться Ченселору. На осуществление плана отводилось несколько дней.
Операция преследовала одну цель – заставить мозг Ченселора работать над поисками пропавших бумаг Гувера. Его жизнь была ничто по сравнению с досье.
Сейчас не было ничего важнее их.
Водитель «Континенталя» – а это был Варак – снял широкополую шляпу и темные очки. Быстро открутив крышку банки с кольдкремом, он вынул из лежавшей на сиденье коробки бумажную салфетку, взял ею немного крема и тщательно стер с лица губную помаду. Потом он скинул шарф и куртку, содрал с себя темный с длинными, до плеч, волосами парик. Избавившись от грима, Варак посмотрел на часы – было десять минут седьмого.
Тем временем Браво сообщили, что неизвестный, говоривший по телефону зловещим шепотом, нашел еще одну жертву. На этот раз ею оказался конгрессмен Уолтер Ролинз, председатель влиятельной подкомиссии по перераспределению ассигнований при палате представителей. Поведение конгрессмена в течение последней недели привело в изумление его коллег по конгрессу.
Ролинз в душе был законченным расистом и занимал непримиримую позицию в отношении ряда законопроектов, особенно одного из них. И вдруг без всяких видимых причин он сдался, не явившись на решающее заседание палаты представителей, во время которого должно было состояться голосование по этим законопроектам.
Если предположение подтвердится, Питеру Ченселору подбросят еще одно имя.
Подходя к лифту, Питер обратил внимание на свое отражение в висевшем в холле зеркале. Полицейский Доннели был прав – вид у него действительно прескверный: куртка разорвана, туфли грязные, лицо в грязи и запекшейся крови!
Конечно, в столь респектабельном отеле, как «Хей-Адамс», не привыкли к подобным клиентам. Ченселор заметил неодобрительный взгляд клерка, стоявшего за регистрационной стойкой, но ему было на это абсолютно наплевать. В эту минуту он мечтал об одном – принять горячий душ и выпить что-нибудь прохладительное.
Пока он ждал лифта, подошла известная в Вашингтоне журналистка Филлис Максвелл. Питеру было знакомо ее лицо по десяткам пресс-конференций, на которых она присутствовала и которые транслировались по телевидению.
– Мистер Ченселор? Питер Ченселор?
– Да. А вы мисс Максвелл, не так ли?
– Я польщена, – сказала Филлис.
– Я также, – кивнул Питер.
– Господи, что с вами? На вас кто-то напал?
– Нет, – улыбнулся Ченселор, – никто на меня не нападал. Просто небольшая дорожная катастрофа.
– Вид у вас жуткий.
– На этот счет у всех единое мнение. Поэтому я, пожалуй, пойду приведу себя в порядок.
Входя в лифт, корреспондентка внезапно спросила:
– Не согласились бы вы немного позднее дать мне интервью?
– О господи! Это еще зачем?
– Я же корреспондентка.
– Да, но я не герой сенсаций.
– Нет, вы именно то, что мне нужно. Вы – автор бестселлеров, наверняка приехали в Вашингтон собирать материал для новой книги. Что-нибудь вроде романа «Контрудар!». И вдруг я обнаруживаю вас в холле отеля, да еще в таком виде, будто вас переехал грузовик. За этим может скрываться сенсация.
– Авария на сей раз была незначительной, – улыбнулся Питер. – Что же касается работы над новой книгой, то я предпочитаю прежде времени ничего не рассказывать.
– Ну, мне-то можно что-нибудь сообщить, потому что, если вы сами не захотите, я не стану об этом писать.
Питеру было известно, что журналистка говорит правду. Он вспомнил слова отца о том, что Максвелл, одна из лучших вашингтонских репортеров, как никто, знает этот город и все, что с ним связано. «А раз так, – подумал он, – может быть, удастся выведать у нее что-то полезное».
– Хорошо, встретимся через час.
– Прекрасно. Где, в баре?
– О’кей, – кивнул Питер, – до встречи.
Он вошел в лифт, чувствуя себя дураком, потому что с трудом удержался, чтобы не пригласить ее в свой номер. Действительно, Филлис Максвелл производила на мужчин неотразимое впечатление.
Ченселор простоял под душем почти двадцать минут, гораздо дольше, чем обычно. Душ он считал одним из тех средств, с помощью которого можно быстро прийти в себя, когда ты слишком перевозбужден или, наоборот, угнетен. В последнее время он усвоил несколько таких маленьких хитростей, суть которых состояла в том, что, делая себе небольшую поблажку, ему удавалось восстановить утраченное было душевное равновесие. После душа Питер улегся на кровать и некоторое время лежал неподвижно, изучая потолок и делая глубокие вдохи и выдохи. Успокоившись, он надел коричневый костюм и спустился вниз.
В баре царил полумрак, и Ченселор с трудом разглядел Филлис Максвелл, сидевшую в углу за маленьким столиком. Мерцающий свет свечей эффектно оттенял ее красивое лицо. Филлис казалась здесь если не самой молодой, то, во всяком случае, самой привлекательной женщиной.
Между ними сразу завязался легкий, непринужденный разговор. Питер заказал сначала одну, потом другую порцию напитков. Они рассказывали друг другу о работе, о том, как начинали карьеру. Затем Питер опять попросил принести спиртного.
– С меня довольно, – не слишком решительно заявила Филлис. – Я что-то не припомню, чтобы раньше пила три порции подряд. Еще один бокал, и я не смогу стенографировать. Правда, я не помню, чтобы когда-нибудь брала интервью у такого симпатичного… такого молодого писателя, – закончила она вкрадчивым голосом.
