– Это случилось три года назад, конгрессмен. Если вы постараетесь, то, конечно, вспомните. Следователь Ньюпорт-Ньюса определил, что смерть наступила в половине первого ночи. Сейчас часы показывают как раз это время. Это было двадцать второго марта.
– Кто вы, черт побери? – Ролинз почувствовал подступившую откуда-то тошноту.
– Вам уже было сказано, что это совершенно неважно. Гораздо важнее вспомнить ту маленькую негритяночку из Ньюпорт-Ньюса. Сколько ей было лет, конгрессмен? Четырнадцать? Какая-то нелепость, не правда ли? Говорили, что ее нашли сильно избитой, даже изувеченной…
– Я понятия не имею, о чем вы говорите! Чихать я на это хотел. – Ролинз схватил бокал и поспешно сделал глоток, но большая часть виски вылилась на подбородок. – Я даже близко никогда не был около этого…
– Ньюпорт-Ньюса? – прервал его шепот. – И вас там не было 22 марта 1969 года? А я думаю, что все- таки были. Передо мной лежит маршрутный лист самолета, совершившего в этот день посадку на частном аэродроме в десяти милях севернее Ньюпорт-Ньюса. В нем сведения об одном пассажире. Читаю: «Залитая кровью одежда, состояние алкогольного опьянения…» Хотите дальше?
Выскользнувший из рук Ролинза стакан разбился вдребезги.
– Вы… перестаньте…
– Да вам не о чем беспокоиться. Дело вот в чем. Вы интересуете меня как председатель одного из комитетов палаты представителей. Мне не нравится ваша оппозиция законопроекту номер 375. Вам следует изменить свою точку зрения. Надеюсь, отныне вы будете оказывать законопроекту полную поддержку…
Филлис Максвелл прошла через холл отеля «Хей-Адамс» в ресторан. Как всегда, в это время дня там толпились жаждущие сесть за свой ленч. «Старший официант сразу заметит меня и проводит к моему постоянному столику», – подумала она. Филлис пришла на пятнадцать минут позже назначенного срока, и это было очень кстати. Пусть тот, кому она назначила свидание, нервничает, беспокоится, думает, что она о нем забыла. И когда она наконец придет, он будет способен только защищаться.
По дороге в зал Филлис задержалась у большого зеркала, в котором можно было увидеть себя в полный рост. Она осталась довольна. Совсем неплохо для сорокасемилетней женщины, а когда-то простенькой, немного полноватой девушки по имени Пола Мингас из маленького городка Чилликот в штате Огайо. Сейчас она казалась себе… прямо-таки элегантной. Стройная фигура, длинные ноги, упругая грудь, красивая античная шея, изящество которой подчеркивало жемчужное ожерелье. И, наконец, приятное лицо. Да, слово «элегантная» подходило как нельзя лучше. Ну и, конечно, глаза. Ах, эти глаза с крапинками! Они производили на него неотразимое впечатление, эти интересующиеся всем глаза умудренной опытом журналистки. Филлис умела пользоваться ими в своих целях. Ее взгляд сверлил собеседника насквозь, как бы говоря: «Не верю я тебе ни на йоту. Придумай-ка что-нибудь получше».
С помощью этих глаз Филлис удавалось вырвать правдивую информацию у отъявленных лжецов. Не раз она приводила в изумление официальный Вашингтон своими статьями о махинациях, о которых хотя все и знали, но разоблачение которых никак не ожидали увидеть в печати. Она умела добиться от людей нужных ей доказательств, не произнеся при этом ни слова. Ее взгляд оказывался красноречивее любых слов.
Разумеется, бывали случаи, когда ее глаза не только выражали сомнение в правдивости собеседника, но и подавали надежду. Однако тут она себя не обманывала: сорок семь – это не двадцать семь, как бы женщина ни выглядела. И с годами Филлис все реже пускала в ход свои чары. Но дело было не только в возрасте.
Она не всегда была Филлис Максвелл. Когда-то ее звали Полой Мингас.
Двадцать пять лет назад редактор газеты, в которой она начинала журналистскую карьеру, придумал ей псевдоним – Филлис Максвелл. Из нее получился хороший репортер. Она серьезно относилась к своим обязанностям, а ее репортажи нередко содержали поистине сенсационные разоблачения.
Вот и сейчас профессиональное чутье Филлис Максвелл подсказывало, что разворачивающаяся избирательная кампания приобретает совершенно непристойный, жульнический характер. С помощью угроз и заведомо невыполнимых обещаний ее организаторы вынуждают отдельных лиц и даже целые организации вносить в избирательный фонд просто невероятные суммы.
– Мисс Максвелл, мы очень рады вас видеть, – приветствовал Филлис старший официант.
– Благодарю вас, Жак.
– Пройдите, пожалуйста, сюда. Ожидающий вас господин здесь.
В отдельном кабинете ее ждал молодой человек с внешностью херувима и вкрадчивыми манерами. При виде Филлис он вскочил со стула и угодливо поклонился, заискивающе заглядывая ей в глаза. Еще один продажный лжец. Сколько же их вокруг? Сейчас он начнет ей пудрить мозги. Филлис представила себе, как перед встречей с ней хозяева этого подонка давали ему указания, что и как говорить.
– Прошу извинить за опоздание, – сказала Максвелл.
– О каком опоздании идет речь? Я сам только что появился, – улыбнулся херувим.
– Итак, установлено, что это вы опоздали, – заявила журналистка.
Молодой человек неловко улыбнулся, не зная, что сказать.
– Пропустите стаканчик, Пол. Вам это просто необходимо. И не бойтесь – я не настучу, что вы пьете при исполнении служебных обязанностей.
Пол трижды заказывал виски, но едва прикоснулся к еде. Ему не терпелось перейти к делу.
– Послушайте, Фил. Вы идете по ложному следу. Вы ведь не собираетесь рубить сук, на котором сидите?
– Приберегите для себя ваши метафоры. Это вы нередко стараетесь обрубить концы. Обычно, когда вам надо что-то скрыть.
– Нам нечего скрывать.
– Давайте лучше о деле, – прервала молодого человека Максвелл: пустая светская болтовня всегда раздражала ее, стремительный натиск – вот этот прием она считала самым эффективным.
– Мне стало известно следующее. Две авиакомпании просили разрешить им открыть два новых маршрута. Им было заявлено, причем в довольно откровенных выражениях, что комитет гражданской авиации министерства торговли может отказать, если компании не сделают солидный взнос в избирательный фонд и так далее. Другой случай. Профсоюз водителей грузового транспорта предъявляет ультиматум одной крупнейшей автотранспортной фирме: вносите деньги на избирательные цели, иначе не исключена возможность забастовки. От известной фармацевтической фирмы, действующей на Восточном побережье, потребовали выплаты большой суммы. Два дня спустя ей пригрозили, что, если она не поторопится, управление по контролю за качеством пищевых продуктов, медикаментов и косметических средств начнет расследование ее деятельности. Пришлось уступить домогательствам и выплатить затребованные деньги. Расследование не состоялось. Еще один пример. Четыре банка, причем ведущих банка, – два в Нью-Йорке, один в Детройте и один в Лос-Анджелесе – обратились за разрешением создать объединение. Им намекнули, что рассмотрение их просьбы может затянуться на годы. Чтобы этого не случилось, им следует связаться с некими людьми, которые отнесутся к ней благожелательно. Опять денежные взносы – и просьба удовлетворена.
А теперь, Пол, слушайте внимательно. Все сказанное здесь я могу подтвердить документально. Я располагаю списками имен, знаю точные даты и суммы. Если вы не докажете мне, что все эти случаи не имеют никакого отношения к избирательной кампании, разразится большой скандал. Обещаю вам, что сделаю это. Вам не удастся купить выборные должности – ни сейчас, ни когда-либо потом. О господи, какие же вы идиоты!
– Вы не должны этого делать, – взмолился побледневший херувим. – Это вызовет раскол нации, поколеблет основы государства, нанесет удар по нашей свободе… – Заткнись, ты, осел!
– Мисс Максвелл, – подошел с аппаратом в руке Жак, – вас к телефону. Позвольте соединить?
– Пожалуйста.
Старший официант включил вилку аппарата в розетку, поклонился и вышел.
– Филлис Максвелл слушает.
– Извините, что беспокою вас во время ленча.
– Говорите громче, я вас плохо слышу.
– Постараюсь, – произнес кто-то зловещим шепотом.
– Кто вы? Что за шутки?