Не прошло и часа, как стройный сорокатрехлетний военный врач вошел в комнату и обнял Элисон. Его лицо светилось добродушием, и Ченселору он понравился. Правда, Питер сразу вспомнил слова Элисон: «Вернее, мы поддерживали связь» – и подумал о том, что она имела в виду. Они остались хорошими друзьями, но прежде их дружба была, вероятно, более тесной.
– Фил, я так рада видеть тебя!
– Извини, что не смог приехать на похороны отца, – сказал врач, обнимая ее за плечи. – Я знал, что ты поймешь. Мне просто тошно было бы слушать лицемерные слова этих мерзавцев, которые с удовольствием разжаловали бы генерала.
– Вы все так же откровенны, Чарли Браун.
Майор поцеловал ее в лоб:
– Меня уже давно никто так не называл. – Он повернулся к Питеру: – Вы знаете, что Чарли Браун был ее любимым героем из комиксов? Мы едва могли дождаться воскресного выпуска газеты…
– Это Питер Ченселор, Фил, – прервала его Элисон.
Врач испытующе посмотрел на Питера и подал руку.
– Ты растешь в моих глазах, Эли. Я просто потрясен. Мне нравятся ваши книги, Питер. Можно вас так называть?
– В случае, если я буду называть вас Чарли.
– Только не на работе. Могут подумать, что я интеллектуал, а на них у нас смотрят крайне неодобрительно. Так что у вас стряслось? Эли по телефону говорила так, будто ей пришлось удирать от полиции, заподозрившей ее в торговле наркотиками.
– С полицией ты попал в самую точку, – сказала Элисон. – Что же касается наркотиков, то здесь дело обстоит гораздо хуже. Можно я расскажу ему, Питер?
Ченселор заглянул в глаза майора и прочитал в них участие, а за внешней его обходительностью почувствовал решимость.
– Расскажи ему все.
– Пожалуй, так будет лучше, – сказал Браун. – Эли очень много значит для меня. Ее отец сыграл большую роль в моей жизни.
Они рассказали ему все. Элисон говорила, а Питер вставлял замечания. И оба испытывали при этом чувство облегчения от того, что наконец-то нашли человека, которому можно доверять. Элисон добралась до событий в Токио, которые произошли двадцать два года назад, и замолчала, дойдя до того момента, когда мать набросилась на нее с ножом. Она не могла выговорить ни слова. Врач опустился перед ней на колени.
– Послушай меня, – начал он тоном профессионала, – я хочу знать все. Прости, но тебе придется рассказать и об этом. – Он уже не просил ее, в его мягком голосе слышались нотки приказа.
Когда Элисон окончила свой рассказ, Браун кивнул Питеру и встал, чтобы приготовить себе что-нибудь выпить. Ченселор подошел к Элисон и обнял ее.
– Ублюдки! – сказал Браун, вращая стакан, чтобы лед поскорее растаял. – Они давали ей препарат, вызывающий галлюцинации. Не исключено, что это был морфий или кокаин, а может, галлюциногены. Они вызывают расстройство зрения. Это первый признак. В то время обе стороны активно проводили эксперименты с этими препаратами.
– А имеет значение, какие наркотики ей давали? – спросил Питер, по-прежнему обнимая Элисон.
– Может, нет, – ответил Браун, – а может, да. Эти эксперименты проводились в строжайшей тайне. Где-то хранятся отчеты о них, но один бог ведает где. Из них мы могли бы узнать, как они действуют, как широко было поставлено дело, узнать имена и даты.
– Лучше поговорить с людьми, которые воевали в Часоне, – предложил Питер. – С теми немногими, кто выжил, и чем выше они по званию, тем лучше. С теми, кто до сих пор находится в госпиталях для ветеранов. Правда, у нас нет времени, чтобы разыскивать их по всей стране.
– Думаете, что там вы найдете ответ?
– Да. Часон превратился в нечто вроде культа. Я слышал, как умирающий человек выкрикивал это слово. Казалось, будто он с радостью жертвует своей жизнью. Вряд ли я ошибаюсь.
– Ладно, – кивнул Браун в знак согласия. – Но почему в основе этой жертвенности не может лежать жажда мести? Возмездие за то, что сделала жена Макэндрю. – Браун виновато взглянул на Элисон. – Она это сделала не по своей воле, но те, кто жаждет мести, не знают этого.
– Вот именно, – прервал его Питер. – Привлечены фанатики, с готовностью идущие на смерть, рядовые исполнители, а не их руководители. Им ничего не известно о матери Элисон. Вы сами только что пришли к такому выводу. Да и Рамирес это подтвердил. Эксперименты проводились в строжайшей тайне. О них знали немногие. Здесь не прослеживается никакой связи.
– Но вы обнаружили ее… с помощью Рамиреса.
– Они и рассчитывали на это, полагая, что мое «открытие» меня вполне устраивает. А в Часоне произошло что-то еще. Варак подозревал, что тут что-то не так, хотя не смог объяснить, что именно, и назвал все это приманкой.
– Приманкой?
– Да. То же место действия, но другие действующие лица. Макэндрю не имел никакого отношения к деятельности своей жены. Разорванный старый пеньюар на полу кабинета в доме Макэндрю, разбитые флаконы с духами – все это было предназначено для того, чтобы сбить меня со следа и заставить сосредоточить внимание на несчастной женщине, ставшей жертвой медицины. Я было клюнул на это, однако быстро убедился, что ошибся. Дело совсем не в ней.
– Откуда вы все это знаете? Почему так уверены?
– Да потому, черт побери, что сам все это придумал. В книгах.
– В книгах? Опомнитесь, Питер, это не вымысел.
– Я бы мог ответить вам, да боюсь, что вы свяжете меня и отправите в психиатрическую клинику на обследование. Лучше найдите мне как можно больше людей, переживших Часон.
Майор Филипп Браун разглядывал справку, составленную им после утренней консультации. Он был доволен собой. В справке говорилось об угрожающих явлениях, но составлена она была так, чтобы не вызвать лишнюю тревогу. С помощью такого документа он сможет получить доступ к тысячам личных дел, представляющих собой фотокопии, в которых указаны местонахождение и краткая история болезни инвалидов, помещенных в разбросанные по всей стране госпитали для ветеранов войны. В справке выдвигалась гипотеза, будто у целого ряда инвалидов старшего возраста разрушение внутренних тканей органов происходило быстрее, чем это бывает обычно в процессе старения организма. Все эти инвалиды когда-то служили в Корее, в провинции Чаган или неподалеку от нее. Вполне вероятно, что в их кровь попал вирус, который хотя и считался бездействующим, но в действительности оказался молекулярно-активным. В справке выдвигалась гипотеза, что этим вирусом был «гинобиус», микроскопический антиген, переносчиком которого являются некоторые виды насекомых, обитающих в провинции Чаган. В заключение давалась рекомендация по мере возможности продолжать изучение вируса.
Все, о чем говорилось в справке, было псевдонаучным вздором. Майор понятия не имел о том, что такое «гинобиус», но имел все основания полагать, что раз он придумал его, то никто не посмеет поставить под сомнение его «открытие». Со справкой в руке Фил направился в хранилище микрофильмов.
В разговоре со старшим сержантом, который заведовал хранилищем, Браун не упомянул о Часоне. Напротив, он предоставил возможность самому сержанту подобрать для него материалы. Тот подошел к своей миссии детектива с полной ответственностью: он исчез среди металлических стеллажей и вернулся с микрофильмами.
Спустя три с половиной часа Браун растерянно смотрел последний кадр на экране. Он уже давно снял мундир и повесил его на спинку стула, расслабил галстук и расстегнул воротник рубашки. Он был ошеломлен. Просмотрев сотни кадров, он не обнаружил даже намека на Часон. Можно было подумать, что никакого Часона вообще никогда не существовало, поэтому там ничего и произойти не могло. Во всяком случае, если верить микрофильмам, хранившимся в госпитале Уолтер Рид, дело обстояло именно так.
Браун встал и отнес ролики с пленкой сержанту. Он понимал, что необходимо соблюдать осторожность, но приходилось рисковать, так как он зашел в тупик.
– Я обнаружил для себя много полезного, – сказал он, – но, думаю, это не все. Подвижные лаборатории
