– Ваш молодой человек повел себя очень странно, – будто бы возмущаясь, начал Миковский, когда его соединили с ночным дежурным по ленинградскому отделению Министерства культуры. – Я хочу прояснить ситуацию. Человек с ключом должен был оставаться в архиве до тех пор, пока все документы не будут разложены на свои места. Что же я обнаружил в итоге? Он ушел, а ключ подбросил мне под дверь кабинета! Это выходит за всякие рамки. Я думаю, вам следует прислать кого-нибудь, чтобы забрали ключ. – И он быстро повесил трубку, опасаясь вопросов дежурного. Затем с облегчением глянул на Талейникова.

– Театр одного актера! Станиславский одобрил бы вашу игру. И к тому же мы прикрылись. Вы прикрыты. Помните и твердите себе только одно: тело этого негодяя без документов будет найдено на задворках. Вы же ничего не знаете, никогда его не видели, вы потрясены и испуганы.

– Но в Министерстве культуры его узнают!

– Никогда! Ибо они его не посылали. У Министерства культуры будут свои проблемы: ключ к ним вернется, но они лишились курьера. Кстати, если телефон наш еще прослушивают, то мы выиграли время.

– Для чего? – удивился Миковский.

– Мы нашли Эссен. Мне не надо теперь колесить по всему миру, я поеду прямиком туда, я уверен, что следы Ворошина должны быть там.

– Но у вас ведь лишь предположения. Вы гоняетесь за призраками более чем пятидесятилетней давности, Василий. – Миковский покачал головой. – Хотя все доказательства, которые вы мне представили, вполне убедительны. Англичанин, поджидавший вас в чьей-то квартире, женщина, преследовавшая меня, молодой человек с ключом, появившийся здесь, – все это звенья одной цепи, все они… все эти примеры, конечно, наводят на мысль о Матарезе.

– Ну! Мы-то уверены, что да. Они изучили мое досье и выслали сразу нескольких, чтобы разделаться со мной, полагая, что если не один, так другой сумеет от меня избавиться.

– А где они находят, из кого набирают этих своих солдат? – прервал Василия старый учитель. – Где найти таких убежденных и мужчин, и женщин, способных с готовностью расстаться с жизнью?

– В ответе на ваш вопрос лежит истина, которую нелегко принять. Принцип вербовки уходит корнями в века… Был такой мусульманский шейх Хасан ас-Сабах. Он первый начал «ковать кадры» политических убийц с целью упрочения собственной власти. Их называли фидаи.

Миковский резко поставил стакан на стол.

– Я знаком с теорией, которую вы излагаете. Но она гипотетична! Фидаи, то есть убийцы Сабаха, защищали свою веру. Они были стоики, фаустиане. Они работали над собой, тренировали душу, разум и тело, презрев все радости земные ради удовольствий и благ грядущей жизни, пусть даже в преисподней. Эти порывы в наше время не пользуются спросом.

– В наше время? – Василий был готов спорить всерьез. – Да теперь как раз самые подходящие времена! Миром правит алчность. За блага земные, за благополучие люди готовы на все и продадут ближнего. Девять из десяти – наследники Фауста. Этого-то Карл Маркс как раз и не понял, я думаю.

– Он все понимал, абсолютно все. И если даже у Маркса и было нечто подобное, критиковать Маркса надо совсем за другое.

Талейников улыбнулся:

– Звучит опасно и напоминает апологию марксизма.

– А как вы относитесь к утверждению, что управление людьми слишком сложная штука, чтобы предоставить это самим людям?

– Монархистские убеждения. Я их не приемлю. Так мог высказаться царь.

– Так нет же, не царь. Они принадлежат американцу Томасу Джефферсону. Обе наши державы прошли через революцию в поисках путей обновления. Слова и решения наделены практическим смыслом.

– Ваша эрудиция не повлияет на мои убеждения. Я многое видел, много пережил…

– Я ни на что не собираюсь влиять и менее всего хочу, чтобы изменились ваши убеждения и способность видеть окружающее. Но не исключено, что мы оба сейчас находимся в процессе пересмотра собственных взглядов и делаем выбор.

– Выбор чего?

Миковский поправил очки:

– Мы всегда стоим перед выбором: бог или дьявол. И вряд ли я сделаю этот выбор при жизни… Как вы доберетесь до Эссена?

– Очень просто. Я рассчитывал вернуться через Хельсинки.

– Это будет очень сложно?

– Нет. У меня есть человек из Выборга, который должен мне помочь.

– Когда вы уезжаете?

– Завтра утром.

– Я рад бы пригласить вас к себе, чтобы мы смогли скоротать эту ночь вместе, но, видимо…

– Нет, спасибо. Это может быть очень опасно для вас.

– А я рассчитывал, что мой звонок в Министерство культуры обезопасил меня…

– Сюда может нагрянуть милиция в связи с инцидентом. Помните одно: о теле, которое будет найдено без документов, вы ничего не знаете.

– Ну что же, Василий Васильевич, обнимите меня. Вы должны идти, и я больше вас не увижу. Я думаю, вы найдете ответ, который ищете.

– Спасибо. Я сожалею лишь, что подверг вас такому риску. Но я не мог иначе.

– Не жалейте. Вы умнее и взрослее меня в некоторых вещах. Вы правы.

Талейников молча пожал руку старику, которого видел в последний раз.