пройдя через фронты корейской войны? За кого же гибли люди, кому достались боевые награды? Если ему, то чем расположил он к себе своих солдат? Уж не деньги ли делали свое дело? Те деньги, что щедро подкидывали ему Матарезе на создание легенды, героического образа? Итак, рассмотрим Джошуа Эпплетона IV.

Гольдман ввел Брэя в курс дел семьи Эпплетон и сообщил всю информации о сегодняшнем дне. Официальной резиденцией Эпплетонов считался дом в Конкорде, где его семья проводила только летние месяцы. Отец конгрессмена умер несколько лет назад, и Николо Гвидероне, отдав дань уважения его сыну, выкупил у его овдовевшей матушки Эпплетон-Хаус за цену, во много раз превышающую рыночную. Теперь мать конгрессмена проживала в полном достатке в Бикен-Хилле, в особняке из красного кирпича.

Что же представляет собой его мать? Гольдман отметил, что на седьмом десятке мадам все еще была хороша. Не согласится ли она побеседовать, подумал Скофилд. Матери знают очень многое, гораздо больше, чем известно остальным, они бывают очень красноречивы, но чаще не тем, что сообщают, а тем, о чем умалчивают. По внезапно прерванной фразе, взгляду, по тому, как они вдруг резко меняют тему разговора, можно сделать очень существенные выводы. И Брэй решился.

Было уже начало десятого, когда Брэй отправился навестить мать Джошуа Эпплетона IV. Ее дом вполне могли охранять, но охрана эта, по его мнению, не должна быть очень большой: один-два человека в автомобиле, припаркованном напротив, может быть, несколько слуг в доме. Если охрана есть снаружи, то его легко выследят, и Матарезе станет известно, что он в Бостоне.

Рисковать все же не хотелось. Но мать конгрессмена могла дать дополнительную информацию, обмолвиться, упомянуть имя. Это перевешивало риск.

Путь от Честнат-стрит до Луисбург-сквер Брэй проделал очень осторожно, пробираясь затемненными улицами, держась подальше от освещенных витрин и окон домов. На площади, которую он рассматривал из укромного места в бинокль, никого не было видно.

Он убрал бинокль в портфель и медленно двинулся к особняку, стоявшему в парке за железным забором. Ночной ветер был холодным, и его порывы вызывали у Брэя дрожь. Возможно, сказывалось и нервное напряжение. Но отступать Брэю не хотелось. Матарезе ждали его прибытия в Бостон, следя за отелем «Риц-Карлтон». Стало быть, ему необходимо появиться в «Риц-Карлтоне», уже имея козыри на руках, что позволило бы ему выставить свои условия в обмен на Эпплетона. Разумеется, сейчас он совсем не жаждал, чтобы Матарезе установили его присутствие в Бостоне, пока он не готов к встрече с ними.

Он поднялся по ступеням из белого камня и позвонил.

Дверь открыла сиделка, и он мгновенно понял, что она узнала его. Это было ясно по непроизвольному движению губ, быстрому косому взгляду, преувеличенной вежливости. Ей показали фотографию. А охрана, конечно, была внутри дома.

– Можно мне повидать миссис Эпплетон?

– Боюсь, что она удалилась к себе. – И сиделка попыталась закрыть дверь, но Брэй успел вставить в проем левую ногу. Надавив плечом на тяжелую филенку, он удерживал дверь открытой, продолжая разговор:

– А я боюсь, что вам хорошо известно, кто я такой.

На мгновение сиделка замешкалась, но Брэй был уже в неосвещенной прихожей.

Женщина сунула руку в карман униформы. Брэй резко вывернул ей руку, а затем потянул вверх. Она вскрикнула. Но она нужна была ему живой, и поэтому он стал медленно выворачивать ее кисть, пока она не опустилась на пол и не потеряла сознание.

Он вынул у нее из кармана короткоствольный пистолет и прислушался, ловя посторонние звуки в снова притихшем доме. Если есть кто-то кроме сиделки, то они наверняка слышали, как она вскрикнула.

Прежде чем отправиться в недра дома на поиски миссис Эпплетон, Брэй огляделся. Заметив телефон, он снял трубку. Аппарат был отключен. Возможно, миссис и вправду уже отдыхает. Что ж! Он должен прежде выяснить еще кое-что. Он подошел к сиделке и, развернув ее тело к свету, пробивавшемуся из холла, расстегнул на груди у женщины форменную одежду. Ему не пришлось долго искать то, что он рассчитывал увидеть. Она была там, эта метка: небольшое кольцо голубого цвета в области левой груди, как раз такая, как описал Талейников.

Похоже на бледное родимое пятно. Но эта отметина давалась не с рождения и означала принадлежность к определенному кругу. Вот оно, кольцо Матарезе!

Неожиданно откуда-то сверху послышалось жужжание. Брэй склонился над сиделкой, держа оружие наготове. Боковым зрением в проеме двери, ведущей в гостиную на площадке первого марша лестницы, он заметил сидящую фигуру. Миссис Эпплетон спустилась из своих покоев в гостиную в резном автоматическом кресле на колесиках. На ней была темно-серая накидка с высоким воротником, лицо ничего не выражало, хрупкие руки тряслись.

– Так обращаются, молодой человек, со старой сукой, когда хотят посадить ее на цепь, или с волчицей, чтобы загнать ее за флажки, но если у вас – сексуальные притязания, то я должна поинтересоваться вашим вкусом.

Миссис Джошуа Эпплетон III была пьяна. При одном лишь взгляде на нее легко было догадаться, что пьет она уже много лет.

– Моя единственная цель, миссис Эпплетон, – увидеть вас. Эта женщина пыталась помешать мне, и вот ее оружие. Я офицер специальных служб, работающий на правительство США, и готов предъявить вам свои документы. То, что я сделал, обычная мера по изъятию оружия. В любой подобной ситуации я поступил бы точно так же.

Скофилд перенес сиделку в гостиную, тщательно завязал ей руки и, сделав из ее разорванных колготок подобие бинта, обмотал рот, а концы связал сзади на шее, затем закрыл дверь в прихожую и вернулся к миссис Эпплетон, которая теперь священнодействовала в баре. Брэй обратил внимание на необычной формы старинные стаканы и графины, что стояли на столиках в разных местах просторного помещения. Стекло было таким толстым, что при падении стаканы не разбивались, а хрустальных графинов оказалось столько, что при желании новую порцию напитка можно было получить с любого места, почти не передвигаясь по комнате.

Странная терапия для такого заболевания, подумал Брэй.

– Боюсь, что, если ваша сиделка очнется, мне придется преподать ей урок о том, как не следует размахивать руками. Она несколько неуклюже заботится о вас, миссис Эпплетон.

– Очень похвально, молодой человек! – Старая дама подняла свой стакан и осторожно уселась в передвижное кресло. – Но раз уж она вышла из игры, то не будете ли вы так любезны сказать мне, от чего она все-таки меня охраняет? И зачем вы хотели повидать меня?

– Могу ли я присесть?

– Вне всякого сомнения! Будьте как дома.

Брэй поймал ее блуждающий взгляд.

– Как я уже упоминал, я офицер, выполняющий определенное поручение Госдепартамента. Несколько дней назад мы получили сообщение о том, что ваш сын – через его отца – принадлежит к одной из европейских организаций, известной своими многолетними преступлениями международного масштаба.

– Чем? Известной чем? – Она расхохоталась. – А вы и в самом деле презабавный человек.

– Прошу простить, но здесь нет ничего забавного.

– О чем вы толкуете?

Скофилд описал ей группу людей, кое в чем напоминающих Матарезе. При этом он внимательно наблюдал за ней, надеясь, что она как-то среагирует.

Он был не очень-то уверен, что слова его доходят до ее сознания. И попытался воздействовать на ее материнские чувства.

– Информация об этом была передана из Европы под грифом чрезвычайной секретности. Насколько мне известно, в Вашингтоне только я один имел возможность ознакомиться с содержанием этого документа и решил, что прежде всего должен разобраться сам, а уж затем принимать решения. Мне кажется, что это очень серьезный вопрос. Для всей страны будет лучше, если ничто не коснется реноме конгрессмена.

– Молодой человек, – перебила его миссис Эпплетон, – ничто не может затронуть авторитет моего сына. Вам это известно? Он будет избран большинством голосов и станет президентом Соединенных Штатов. Его хотят избрать все! И все так говорят.