на кресло Брайсона, но таком же колченогом, – поставила бокал с виски на стол.
– Ты что-то скрываешь от меня – и продолжаешь скрывать. Мы так не договаривались.
– Мы никак не договаривались, Лейла.
– Ты что, вправду думаешь, что я слепо пойду за тобой на дело, которого не понимаю?
Женщина вышла из себя, и причиной тому явно было отнюдь не только влияние алкоголя и усталости.
– Конечно же, нет, – устало отозвался Брайсон. – И даже наоборот, Лейла. Я не просто не просил тебя о помощи – я уже устал гнать тебя. Не потому, что считаю тебя бесполезной – твоя помощь была неоценимой, – но потому, что не хочу рисковать твоей жизнью, как рискую своей. Я не могу взять на себя такую ответственность. Это моя война, мое дело. Если ты тоже сможешь найти в этом для себя какую-то пользу, если наши действия могут послужить твоим целям – тем лучше.
– Это бессердечно.
– Возможно, я действительно бессердечен. Возможно, я вынужден быть таким.
– Но ты можешь быть и мягким, и заботливым. Я это чувствую.
Брайсон предпочел промолчать.
– И еще мне кажется, что ты был женат.
– Вот так? И почему ты так решила?
– Ведь был, правда?
– Да, – признался Брайсон. – Но почему ты об этом заговорила?
– Что-то такое чувствуется в том, как ты обращаешься со мной и с другими женщинами. Ты, конечно же, держишься настороже – в конце концов, ты ведь меня не знаешь, – и в то же время тебе уютно со мной. Ведь правда?
Брайсон улыбнулся – реплика Лейлы позабавила его, – но ничего не ответил.
Лейла продолжала:
– Мне кажется, что большинство мужчин в нашей… в нашей профессиональной среде не знают, как вести себя с женщинами-оперативниками. Они не могут понять, то ли мы бесполые существа среднего рода, то ли потенциальный объект для романтических поползновений. А ты, похоже, понимаешь, что все обстоит гораздо сложнее – что женщина так же, как мужчина, может быть и тем, и другим, либо ни тем, ни другим, либо вообще чем-то третьим.
– Ты изъясняешься загадками.
– Это не нарочно. Я просто подумала… ну, предположим, я хотела сказать, что мы – мужчина и женщина…
Лейла вскинула свой бокал в некоем странном салюте.
Брайсон понял, на что она намекает, но предпочел сделать вид, будто до него не дошло. Лейла была необыкновенной женщиной, и, по правде говоря, его влекло к ней – тем сильнее, чем дольше они находились рядом. Но если он поддастся этому влечению, то поступит как эгоист и внушит Лейле надежды, которых он не хочет, не может никому внушать, пока не поймет окончательно, что же произошло межу ним и Еленой. Конечно, они могли бы доставить друг другу удовольствие, но оно будет кратким, мимолетным; а такой поворот событий изменит их взаимоотношения, и вовсе не обязательно – в лучшую сторону.
– Такое впечатление, будто ты говоришь, основываясь на собственном опыте, – сказал Брайсон. – Ну, насчет того, что некоторые мужчины не понимают женщин, работающих в этой сфере. Твой муж – ты говорила, что была замужем за израильским солдатом, – тоже к ним относился?
– Я была тогда совсем другим человеком. Меня даже еще нельзя было назвать молодой женщиной – скорее девушкой, да и то лишь наполовину сформировавшейся.
– Это его смерть так изменила тебя? – мягко спросил Брайсон.
– И смерть моего отца, хоть я никогда и не знала его.
Взгляд Лейлы стал задумчивым. Она сделала еще глоток.
Брайсон кивнул.
Опустив голову, Лейла произнесла:
– Аарон – мой муж – во время интифады оказался в Кирьят-Шмона, помогал защищать селение. В какой-то момент израильские ВВС нанесли ракетный удар по базе террористов из «Хезболла», которая находилась в долине Бекаа, неподалеку от того места, где я жила в детстве, – и по несчастной случайности они убили женщину вместе с пятью ее детьми. Это был кошмар. Террористы в ответ обстреляли Кирьят- Шмона из «катюш». Аарон помогал местным жителям прятаться в бомбоубежища. Снаряд разорвался совсем рядом. Аарона изуродовало так, что его почти невозможно было узнать.
Лейла подняла голову. По лицу женщины текли слезы.
– Ты можешь мне сказать, кто прав? Люди из «Хезболла», которые считают главной своей целью убить как можно больше израильтян? Израильские ВВС, которые стремились уничтожить лагерь «Хезболла» – и их не волновало, что попутно они убивают ни в чем не повинных людей?
– Ты знала эту женщину, да? – тихо спросил Брайсон.
Лейла кивнула. Казалось, что на этот раз неизменное спокойствие покинуло ее. Она прикусила губы.
– Это была моя сестра… моя старшая сестра. Мои племянники и племянницы.
Несколько мгновений она не могла вымолвить ни слова. Потом произнесла:
– Видишь ли, не всегда вина лежит только на тех, кто стреляет из «катюш». Иногда настоящие виновники – те, кто «катюши» продает. Или те, кто сидит в своих бункерах над картами и составляет план кампании. Такие люди, как Жак Арно, который купил половину французской Национальной ассамблеи и теперь наживается, продавая оружие террористам, безумцам, фанатикам всего мира. И потому я хочу, чтобы ты, когда в конце концов решишь, что можешь довериться мне, когда в конце концов расскажешь, ради чего ты рискуешь жизнью и чего надеешься добиться… Я хочу, чтобы ты знал, кому все это рассказываешь.
Лейла встала и поцеловала Брайсона в щеку.
– А теперь мне нужно укладываться спать.
Брайсон вернулся к себе в комнату, лихорадочно размышляя на ходу. Ему необходимо было как можно быстрее добраться до Ричарда Ланчестера – это было вопросом жизни и смерти. Нужно будет прямо с утра сделать несколько звонков, чтобы пробиться к советнику по вопросам национальной безопасности. Брайсон понимал, что у него до сих пор слишком мало информации – и слишком мало времени. После таинственного исчезновения Гарри Данне – чем бы оно ни было вызвано, – Ланчестер остался единственным человеком, приближенным к правительству и обладающим одновременно и достаточной властью, и достаточно независимым мышлением, чтобы сделать что-то с ширящимся влиянием Директората. Хотя Брайсон никогда не встречался с этим человеком, он в общих чертах был знаком с его биографией: Ланчестер составил себе миллионное состояние на Уолл-стрит, но после сорока оставил бизнес и посвятил свою жизнь службе обществу. Он руководил предвыборной кампанией своего друга, Малкольма Дэвиса, и тот, став президентом, сделал Ланчестера своим советником по вопросам национальной безопасности. Ричард быстро отличился на этом посту. Честность и интеллигентность сделали его белой вороной в среде продажных политиков-позеров. Ланчестер выделялся на их фоне своей справедливостью и скромным, но неподдельным блеском.
Согласно газетным сообщениям о лилльской трагедии, Ланчестер прибыл в Брюссель на мероприятие, которое громко именовали крупным официальным визитом в штаб верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами НАТО в Европе; он должен был провести совещание с Генеральным секретарем НАТО.
Добраться до Ланчестера будет нелегко, особенно если он находится в штаб-квартире НАТО.
Но должен же существовать какой-то способ!
Брайсон проснулся в начале шестого утра – спал он плохо: напряженный сон то и дело прерывался непрекращающимся шумом уличного движения и выкриками ночных гуляк, – вымылся холодной водой (горячей, кажется, здесь просто не бывало) и составил план действий.
Затем быстро оделся, вышел на улицу, отыскал круглосуточно работающий газетный киоск и купил толстую пачку газет и журналов, пользующихся популярностью в Европе. Как он и ожидал, многие из этих газет, от «Интернэшнл геральд трибьюн» до лондонской «Таймс», и от «Ле монд» и «Фигаро» до «Ди вельт»,
