– Хотел бы я вам сказать, но и сам не знаю. Полагаю, отсутствие самостоятельности. Существует строгая субординация, которую я не могу нарушить… даже если было бы очень нужно. Как я уже отмечал, «тихони» знают больше, чем я… и вот теперь я не могу доверять
– Дайте, пожалуйста, мне телефон.
– Он подключен к междугородной линии.
– Нажав Ф-ноль-один-восемь, вы переключите его на Париж и пригороды. – Де Фрис нажала хорошо знакомые цифры и, подождав немного, сказала: – Я говорю из Шестого округа, пожалуйста, проверьте. – Она прикрыла трубку и посмотрела на Дру. – Простая проверка на подслушивание, ничего необычного. – Внезапно взглянув на пол, Карин замерла, но тут же вскочила с криком: –
В начавшемся хаосе слышался звон разбитых стекол, посетители неслись к выходу, натыкаясь на служащих. Те, растерянные и возмущенные, пытались остановить посетителей, но затем сами последовали за ними. Прохожие на авеню Габриель с ужасом увидели, как задняя часть пивной рассыпалась на куски, взрывом из окон выбило остатки стекол, и осколки разлетелись по улице, врезаясь в лица людей, проникая сквозь одежду в руки, грудь, ноги. Лэтем, падая, прикрыл своим телом Карин де Фрис. На улице творился кромешный ад.
– Как вы догадались? – крикнул Дру, засовывая за пояс пистолет. – Как
– Сейчас не время! Вставайте. Следуйте за мной!
Глава 8
Они бежали по авеню Габриель до глубокой затененной ниши перед витриной ювелира. Карин, задыхаясь, потянула Лэтема туда. Они с жадностью хватали воздух, стараясь отдышаться.
– Черт побери, леди, что это было? – спросил наконец Лэтем. – Вы сказали, что тот, кому вы звонили, проверяет телефон, потом закричали и начался весь этот ад! Прошу вас, ответьте.
– Проверку так и не произвели, – тяжело дыша, ответила Карин. – Но кто-то взял трубку и крикнул: «Трое мужчин в темной одежде бегают по улице и повсюду заглядывают. Они ищут
– Baguettes? Батоны?
– Небольшие блестящие батоны, Дру. Не настоящий хлеб. Пластиковая взрывчатка в десять раз мощнее гранат.
– О господи…
– За углом есть стоянка такси. Быстро! – Все еще не отдышавшись, они сели в такси, и Карин дала шоферу адрес в Марэ. – Через час я вернусь в посольство.
– Вы спятили! – воскликнул Лэтем. – Вы же сами сказали, что вас видели со мной. Вас убьют!
– Нет, если я быстро вернусь и изображу состояние шока – на грани истерики. Не теряя, конечно, контроля над собой.
– Болтовня, – неодобрительно и сердито произнес Дру.
– Нет, в этой непростой обстановке здравый смысл требует, чтобы я как можно скорее вернулась к своей обычной работе.
– Повторяю: вы – сумасшедшая. Вы не только были со мной, но и первая подняли тревогу!
– Так поступил бы каждый, кто пришел в пивную с авеню Габриель, навидавшись всех этих полицейских и патрульных машин и наслушавшись о террористах, стрелявших в автомобиль. Господи, Дру, два батончика – даже если бы и настоящие – вкатываются в кабинку, а в этот момент человек в темном свитере и черной кепке с козырьком бросается к выходу, сталкиваясь с официантом, – право, вы какой-то странный!
– Вы не упоминали про человека, бросившегося к выходу…
– Я сделаю несколько звонков и сообщу об этом происшествии.
– Каких звонков? Насчет чего и кому?
– В посольство: сначала, конечно, в отдел документации и справок, затем на вход и нескольким известным сплетникам, включая старшего помощника Кортленда и секретаршу первого советника. Я расскажу им, что была с вами в ресторане, где разорвалась бомба, что мы сумели выбраться оттуда, вы исчезли, а я в отчаянии.
– Вы просто хотите известить всех, что мы были вместе!
– По причине, не имеющей отношения к вашей работе, – я же о ней ничего не знаю, ведь мы с вами совсем недавно познакомились.
–
– Мы познакомились на днях, почувствовали влечение друг к другу, и у нас явно начинался роман.
– Это самое приятное из всего, что вы сказали.
– Не понимайте это буквально; мсье Лэтем, поясняю: это ширма на тот случай, если в посольство проникли наци. Тогда надо, чтобы эта новость распространилась быстро.
– Вы полагаете, парижские неонацисты поверят этому?
– А что им остается? Если это правда, они будут наблюдать за мной, полагая, что вы придете ко мне, и они вас выследят; если ложь, то на меня не стоит тратить время. В любом случае мое положение позволит мне помогать вам.
– Я понимаю: во имя Фредди, – с легкой улыбкой сказал Дру, заметив, что они въезжают в Марэ. – Но все равно считаю, что вы чертовски рискуете, леди.
– Можно мне сделать замечание по поводу вашего языка?
– Пожалуйста.
– Ваше постоянное, но бессмысленное употребление слова «леди» отчетливо показывает ваше пренебрежительное отношение ко мне.
– Я не хотел этого.
– Значит, это неосознанное смещение культурных слоев.
– Простите? Не понял.
– Слово «леди» в таких контекстах приобретает уничижительный смысл – «девушка» или хуже: «девка».
– Прошу прощения, – снова слегка улыбнулся Лэтем, – но я постоянно обращался так к матери, и уверяю вас, она никогда не воспринимала это слово как уничижительное.
– Мать может принять его как ласковое прозвище, принятое en famille. [53] Но я не ваша мать.
– Черт возьми, нет. Она гораздо красивее и не фыркает как кошка.
– Фыркает?.. – Де Фрис посмотрела на Лэтема и увидела, что его глаза смеются. Рассмеявшись, она коснулась его плеча. – Вы заработали очко, которое присудили мне, когда мы сидели в пивной. Иногда я воспринимаю все слишком серьезно.
– Вы поверите, если я скажу, что мне это понятно?
– Конечно. Ваш брат не ошибся: вы намного умнее, чем вам кажется… Да вам и не нужно, чтобы я убеждала вас в этом.
– Нет, не нужно. Кстати, куда мы едем, куда
– В такое место, которое вы, американцы, называете «чистым», промежуточный пункт, где удостоверяют вашу личность перед тем, как переправить в убежище.
– К тем людям, которым вы звонили из пивной?
– Да, но вас переправят немедленно. Я поручусь за вас.
– Кто эти люди?
– Наши единомышленники.
– Этого мало, леди… простите, миссис де Фрис.
– Вам нужна защита, вы же сами признались, что не знаете, кому можно доверять…
– А вы утверждаете, что я должен довериться людям, которых