– Понимаю. Дайте мне сразу же знать, если что-то произойдет. – Положив трубку, он пояснил: – Это Хейвелок. Сегодня его с нами здесь не будет.

– Что случилось? – поинтересовался генерал.

– Многое. И он не может оторваться от телефона.

– Жаль, – заметил Артур Пирс. – Мне хотелось с ним познакомиться. Полагаю, нам с ним следует поддерживать постоянный контакт. Это жизненно важно. Я расскажу ему, как ведут себя Советы, а он поделится последними сведениями. Мне необходимо знать, когда следует давить на русских, а когда полезнее отступить.

– Хейвелок вас проинформирует, я дам соответствующие распоряжения… Они упустили патологоанатома.

– Дьявольщина! – взорвался генерал.

– Он либо обнаружил наблюдение, либо просто решил скрыться, почувствовав опасность.

– Или получил приказ исчезнуть, – добавил посол.

– Не могу понять одного, – вновь обратился Беркуист к Пирсу, хранящему молчание. – Почему русские не дали вам понять, что им известна заинтересованность Москвы в проблеме, занимающей нас? Они ведь не упоминали ни о Коста-Брава, ни о телеграмме Ростова?

– Нет, сэр. И в этом, возможно, одно из наших преимуществ перед ними. Мы знаем, а они – нет.

– Но Ростов-то знает, – возразил президент.

– Значит, он слишком напуган, чтобы действовать, – ответил Пирс. – Это вполне типично для высших чинов КГБ. Они никогда не знают, чьи интересы могут ненароком ущемить. Не исключено, правда, что его поиски пока ни к чему не привели.

– Вы рассуждаете так, словно мы имеем дело не с одной Москвой, а с двумя, – заметил Хэльярд.

– В этом я согласен с Хейвелоком, – ответил русский агент. – Так оно и есть. И до тех пор, пока Москва, стремящаяся заполучить документы Мэттиаса, не преуспеет, Москва, с которой я имею дело, будет выражать позицию Кремля. В противном случае мы бы уже ни о чем здесь не рассуждали. Именно поэтому необходимо, чтобы я был в курсе последних событий. Если Хейвелок задержит хотя бы одного человека, мы можем выйти на ту, другую Москву. У нас появится рычаг воздействия, на который я смог бы нажать.

– Хейвелок нам уже все сказал, – вмешался Брукс. – Речь идет об одной из служб советской разведки, известной как ВКР. Ростов практически это признал.

Пирс не мог скрыть своего изумления.

– Я об этом ничего не слышал.

– Возможно, я просто упустил это, – сказал Беркуист.

– Во всяком случае, это пока слишком расплывчато. Военная контрразведка – конгломерат многих структур. Мне нужна точность. Какая служба конкретно? Кто персонально стоит за этим?

– Вы об этом знаете.

– Прошу прощения, но я не совсем вас понял, сэр. – Золоченый «Паркер» Пирса замер над исписанным листком.

– Это одно из дел, которое удерживает Хейвелока в Пятом стерильном.

– В Пятом стерильном…

– Они, возможно, потеряли этого Шипперса, но Хейвелок надеется, что тот, кто им руководит, направит своих людей в Мэриленд, чтобы выяснить, на кого работает Рандолф. Хейвелок разместил там своих агентов с приказом захватить тех, кто появится. Как я уже говорил, доктор солгал о причине смерти Маккензи. Но руководствовался при этом своими соображениями.

– Да, я знаю, – ответил Пирс, убирая ручку во внутренний карман своего темного в полоску пиджака. – Записи помогают мне лучше осмыслить проблему. Я не собираюсь уносить их с собой.

– Весьма рад, – произнес президент, – потому что я все равно не позволил бы вам это сделать… Осмыслить вам надо многое, а времени у вас мало, господин заместитель. Как вы собираетесь действовать с русскими?

– Осторожно, – ответил «крот». – С вашего разрешения я намерен подтвердить часть их подозрений.

– Вы сошли с ума, – заявил генерал.

– Простите, генерал, но это будет весьма малая часть. Они наверняка располагают надежным источником, поэтому полное отрицание с нашей стороны только усилит их подозрительность и враждебность. Мы не можем этого допустить. Как сказал президент, мы должны сдерживать их как можно дольше.

– И как вы думаете это сделать? – прищурился Беркуист.

– Надо признать, что Мэттиас заболел от перенапряжения. Все остальное – гигантское преувеличение, включая фантастические диагнозы. Ему приказано отключиться от дел на несколько недель. Только и всего. Остальное же – слухи и дикие сплетни, которые постоянно сопровождают людей калибра Мэттиаса. Не забудьте, они помнят о Сталине. Задолго до его смерти многие в Москве полагали, что вождь сошел с ума и что этому якобы имеются медицинские подтверждения.

– Замечательно! – воскликнул посол Брукс.

– Но они не могут игнорировать и другие источники, – произнес Хэльярд. Видно было, что он готов согласиться с послом, но стратег взял в нем верх. – Утечка информации от режимов, с которыми в последнее время вступал в контакт Мэттиас, все же имела место, и сведения достигли наших противников.

– В таком случае им придется быть со мной более откровенными. Я пытаюсь рассматривать каждый случай отдельно. Им придется связываться с Москвой, чтобы перепроверять источники. Это позволит нам выиграть время. – Пирс повернулся к Беркуисту. – А время, господин президент, волнует меня больше всего. Поэтому чем скорее я смогу вернуться в Нью-Йорк и попросить, нет, потребовать встречи с советским послом, тем больше шансов заставить Советы снять палец с роковой кнопки. Я уверен, они меня выслушают. Не могу гарантировать, что это продолжится долго, но некоторое время… несколько дней… неделю они слушать будут.

– Здесь неизбежно возникает один вопрос, – произнес Эдисон Брукс, уперевшись локтями в стол и сплетя аристократические холеные пальцы под подбородком. – Почему вы уверены, те, что будут общаться с вами, не обратятся напрямую к тем лицам, которые непосредственно отвечают за разрешение кризисных ситуаций здесь, в Вашингтоне?

– Мне бы тоже хотелось это услышать, – добавил Беркуист. – Тем более что телефон для таких случаев – всегда не более чем в пятидесяти футах от меня.

Артур Пирс ответил не сразу. Он перевел взгляд с президента на посла и обратно.

– Мне трудно объяснить без того, чтобы не показаться самонадеянным или чересчур амбициозным. Заверяю вас, что эти качества мне не присущи.

– Мы верим, – сказал Беркуист, – но хотим все же услышать вашу точку зрения.

– При всем моем уважении к нашему послу в Нью-Йорке, а я искренне считаю, что он чрезвычайно обаятельный и приятный человек, и это немаловажно, и учитывая его предыдущую деятельность в правительстве…

– Именно предыдущую, – вмешался президент. – Он у нас как лозняк под ветром: гнется, но не ломается… Посол находится там только потому, что обладает, как вы заметили, обаянием и при этом, к счастью, не принимает никаких решений. Мы согласны с вашим вступлением. Продолжайте.

– Советам известно, что по просьбе Мэттиаса лично вы назначали меня представителем государственного департамента в ООН. Вашим представителем, сэр.

– И представителем Энтони Мэттиаса, – добавил Брукс, величественно кивнув. – Что подразумевает ваши тесные отношения с государственным секретарем.

– Да, я имел счастье общаться с ним несколько месяцев назад. Но, увы, его болезнь прервала все наши связи.

– Но русские полагают, что отношения не изменились, – заметил Хэльярд. – А почему бы и нет? Вы, с их точки зрения, действительно самый близкий нам человек в Нью-Йорке, если не считать самого Мэттиаса, конечно.

– Благодарю вас, генерал. Итак, я думаю, что они обратятся ко мне в первую очередь, чтобы выяснить,