поднимая головы от бумаг. – Это убийство просто ужасно. Мы с Эмори были друзьями… у него было не так много друзей…

– Он говорил то же самое, – откликнулся Эдисон Брукс. – И о вас.

– Обо мне?

– Да. То, что вы его друг.

– Я польщен.

– Может, тогда вас это бы не очень обрадовало, – заметил генерал Хэльярд. – Вы были в числе тех девятнадцати, которыми он интересовался.

– С какой целью?

– Он пытался найти человека с пятого этажа госдепа, которого во время событий на Коста-Брава не было в стране, – пояснил президент.

– Того, кто воспользовался позже кодом «Двусмысленность»? – уточнил, нахмурившись, Пирс.

– Именно.

– Как же в это число могло попасть мое имя? Эмори мне ничего не говорил.

– В сложившихся обстоятельствах, – разъяснил посол, – он не мог сделать этого. Нескольких документов, которыми вы обменивались с Вашингтоном в течение той недели, не оказалось на месте. Не стоит говорить, настолько он был потрясен. Разумеется, они потом нашлись.

– Ошибки такого рода случаются постоянно, и они выводят из себя, – сказал Пирс, водя кончиком золоченого «Паркера» по своим заметкам. – Не знаю даже, как решить эту проблему. Объем переписки очень велик, а людей, допущенных к секретным материалам, слишком мало. – Заместитель госсекретаря подчеркнул какую-то строчку; очевидно, у него возникла новая мысль. – Но, с другой стороны, я предпочитаю испытывать некоторое неудобство, но не рисковать тем, что секретные материалы могут попасть в чужие руки.

– Как много, по вашему мнению, известно русским из того, что вы услышали в этой комнате? – Скандинавское лицо Беркуиста было сурово, взгляд прям и строг, на скулах проступили желваки.

– Меньше того, что я узнал здесь, но, вероятно, больше, чем мы подозреваем. Русские что-то темнят. Более того, сейчас они стали работать как одержимые. Я смогу высказаться более определенно после того, как внимательно изучу эти невероятные документы.

– Фальшивые документы, – с ударением произнес Хэльярд, – договоры, заключенные между двумя безумцами, вот что это такое.

– Я не уверен, генерал, что Москва или Пекин согласятся с вашей версией, – покачал головой Пирс. – Один из этих безумцев – Энтони Мэттиас, и мир не готов поверить в то, что великий человек потерял разум.

– Потому, что не хочет и боится в это поверить, – вмешался Брукс.

– Совершенно верно, сэр, – согласился заместитель госсекретаря. – Но оставим пока в стороне Мэттиаса и обратимся к «пактам о ядерной агрессии», как назвал их президент. Они содержат сверхсекретные данные о размещении ядерных ракет, их мощности, подробное описание средств доставки, коды стартовых команд… и даже коды их отмены. Из этого следует, что ворота арсеналов двух сверхдержав и претендующего на это звание Китая оказались широко распахнутыми. Самая секретная информация о всех противниках теперь доступна любому, кто прочтет эти бумаги. – Пирс обернулся к старому вояке и спросил: – Скажите, генерал, какое решение принял бы Пентагон, если бы разведка донесла о существовании подобного советско- китайского соглашения?

– Немедленный удар, – без колебаний ответил Хэльярд. – Альтернативы не может быть.

– Но только в том случае, если нет сомнений в подлинности документов, – заметил Брукс.

– У меня бы сомнений не возникло, – сказал генерал. – И у вас, кстати, тоже. Кто, кроме людей, имеющих доступ к полной информации, мог заключить такие пакты? Кроме того, в тексте указаны даже даты. Какие, к дьяволу, тут сомнения?

– Вы заметили, что русские стали «темнить», – произнес посол. – Я полностью согласен с вами, но что вы имеете в виду в данном случае?

– Они время от времени подпускали отдельные фразы, не вписывающиеся в общий контекст, внимательно наблюдали за моей реакцией. Мы давно знаем друг друга и поэтому можем угадать даже скрытые реакции.

– Но вначале они сказали, что им стало известно о безумии Мэттиаса, – бросил Беркуист. – Они с этого начали, не так ли?

– Да, сэр. Возможно, что я не совсем точно выразился. Попытаюсь исправить ошибку. Русский посол затребовал меня, вызвал – точнее, к себе. В кабинете присутствовал его первый помощник. Я думал, что он хочет меня видеть, так как нам надо было найти компромисс по Панарабской резолюции, но он встретил меня фразой, которая явно относилась к Мэттиасу. «Из весьма достоверных источников нам стало известно, – сказал он, – что отпуск продлен, так как умственное состояние отпускника ухудшилось настолько, что шансов на выздоровление не осталось».

– Что вы ответили? – спросил Беркуист. – Дословно, пожалуйста.

– Страсть русских к беспочвенным фантазиям не уменьшилась с тех пор, когда Достоевский впервые описал ее. Таков был мой ответ. Слово в слово.

– Прекрасно сказано! – воскликнул Брукс. – Вызывающе, и в то же время не придерешься.

– И тут начался настоящий фейерверк. «Мэттиас сумасшедший! – кричал посол. – Он уничтожает все, что осталось от разрядки!» Потом подключился его помощник, требуя, чтобы я сказал, с какими нестабильными режимами связывался госсекретарь и знали ли их лидеры, что имеют дело с сумасшедшим, либо он посылал специальные миссии, скрывая свое состояние от тех, с кем вступал в контакт? И знаете, господа, больше всего меня пугает, что русские говорили буквально то же, что и вы. Если я вас, господин президент, правильно понял, Мэттиас последние полгода только и занимался тем, что вел переговоры с террористическими режимами, узурпаторами, революционными хунтами – с теми, кого мы не должны были бы касаться.

– Вот откуда русские и получили информацию, – произнес Беркуист. – Теперь они считают, что свихнувшийся Мэттиас приступил к реализации своих «геополитических императивов», направленных против их интересов.

– Думаю, что рассуждения русских идут гораздо дальше, сэр, – рискнул поправить президента Пирс. – Они считают, что он тайно снабдил ядерным оружием некоторые экстремистские режимы и фанатически настроенные группы: афганцев, антисоветски настроенных арабских шейхов, исламских фундаменталистов. Они боятся даже подумать о такой возможности. А ведь и мы, и Советы подписали соглашение о нераспространении ядерного оружия. Размеры наших арсеналов прекрасно защищают сверхдержавы одну от другой. Но и мы, и они беззащитны против непредсказуемой группы маньяков, каких-нибудь сект, завладевших атомной бомбой. При этом мы находимся в большей безопасности, чем русские, мы все-таки за океаном. Россия же стратегически является частью Евразийского континента, и она уязвима ввиду близости потенциальных противников к ее границам. Если я понял русского посла правильно, именно эти соображения могут подтолкнуть Москву к «красной кнопке».

– Но это не Парсифаль, – заметил Брукс. – Судя по вашим словам, человек, именуемый нами Парсифалем, не вступал в контакт с Советами.

– Я не исключаю никаких возможностей, – ответил Пирс. – Там было так много фраз, угроз, намеков… Упоминались «последующие встречи», «неустойчивые режимы», «ядерные материалы». Насколько я понимаю, эти термины присутствуют в пресловутых пактах. Когда я внимательно изучу тексты, я могу судить более точно. – Заместитель госсекретаря помолчал и затем твердо закончил: – Полагаю, Парсифаль мог вступить с ними в контакт, однако пока ограничился провокационными намеками. И нам необходимо срочно узнать, насколько верно данное предположение.

– Он хочет нас всех взорвать, – сказал президент. – Больше ему ничего не надо.

– Чем скорее я попаду на остров Пул, господин…

Фразу Пирса прервал зуммер белого телефона; на аппарате замигала красная сигнальная лампочка. Беркуист поднял трубку:

– Да?

Президент секунд тридцать молча слушал, затем кивнул и произнес: