покорить. Правда, случалось, что от нее были одни беды. Но, полагаю, мы, все те, кто действует в условиях, скажем так, повышенной осторожности, ценим ее по достоинству.
К столику подошел официант с картой вин.
– Бутылку «Марго» урожая девяносто восьмого года, – сказал Лакатош. Он повернулся к Курцвейлу. – Это молодое вино, но очень бодрящее. Впрочем, быть может, вы хотите попробовать местный сорт – «Бычью кровь». Правда, оно на любителя.
– Знаете, пожалуй, я попробую.
Лакатош поманил официанта жирным пальцем.
– Принесите-ка лучше бутылку «Эгри бикавер», урожая восемьдесят второго года. – Он снова повернулся к своему собеседнику. – Ну а теперь скажите, как вы нашли Венгрию?
– Замечательная страна, подарившая миру многих замечательных людей. Лауреатов Нобелевской премии, кинорежиссеров, математиков, физиков, музыкантов, режиссеров, писателей. Однако один увенчанный лаврами сын Венгрии – как бы повежливее выразиться? – доставляет беспокойство моим клиентам.
Лакатош пристально посмотрел на Джэнсона.
– Вы меня интригуете.
– Как говорится,
Он умолк, убеждаясь, что до венгра дошел смысл его слов.
– Как любопытно, – наконец сказал Лакатош, сглотнув комок в горле.
Он потянулся к стакану воды.
Джэнсон с трудом подавил зевок.
– Прошу прощения, – смущенно пробормотал он. – Перелет из Куала-Лумпура очень утомителен, с какими бы удобствами он ни совершался.
На самом деле семичасовую дорогу от Милана до Эгера в тесноте кузова трясущегося трейлера, набитого говяжьими тушами, нельзя было назвать ни уютной, ни спокойной. Пока Джэнсон встречается с торговцем оружием, Джесси Кинкейд с помощью фальшивого паспорта и кредитной карточки попытается взять напрокат новую машину и тщательно спланировать дорогу на завтра. Джэнсон надеялся, что ей удастся хоть немного отдохнуть.
– Впрочем, вся моя жизнь проходит в разъездах, – высокопарно добавил он.
– Могу себе представить, – согласился Лакатош.
Подошел официант с бутылкой красного вина местного производства. На бутылке не было этикетки; название изготовителя было выдавлено на стекле. Вино, налитое в хрустальные бокалы, оказалось темным, сочным, непрозрачным. Сделав большой глоток, Лакатош подержал вино во рту и объявил, что оно превосходно.
– Эгер – не винодельческий район, но вина здесь получаются крепкими. – Он поднял бокал. – Вино непрозрачное, но, уверяю вас, мистер Курцвейл, своих денег оно стоит. Вы сделали правильный выбор.
– Рад слышать это от вас, – ответил Джэнсон. – Еще одно свидетельство в пользу мадьярской непроницаемости.
И вдруг совершенно неожиданно к столику нетвердой походкой подошел мужчина в небесно-голубом костюме и без галстука – очевидно, американский турист, и, очевидно, пьяный. Джэнсон взглянул на него, и в голове тотчас же зазвонили колокола тревоги.
– Давненько мы не виделись, – заплетающимся языком сказал мужчина, опираясь волосатой рукой, унизанной перстнями, на белую скатерть стола. – Я так и думал, что это ты. Пол Джэнсон, собственной персоной.
Громко фыркнув, он направился за столик в противоположном углу зала.
– Я так и думал, что это он, – сообщил мужчина сидевшей за столиком женщине.
Усилием воли Джэнсон унял сердцебиение и с непроницаемым лицом повернулся к Лакатошу.
– Это ваш друг? – спросил он.
Мужчина в голубом костюме не уточнил, к кому была обращена его реплика: «Адам Курцвейл» не должен был принять ее на свой счет.
Лакатош недоуменно поморщился.
– Я не знаю этого человека.
– Не знаете, – тихо произнес Джэнсон, рассеивая подозрения тем, что сам перешел в наступление на торговца оружием. – Ну да ладно. Такое бывает. В тусклом освещении, после обилия спиртного он мог бы принять вас за Никиту Хрущева.
– Венгрия всегда славилась как страна, населенная призраками, – ответил Лакатош.
– Кое-кого из них создали вы сами.
Пропустив его замечание мимо ушей, Лакатош поставил бокал.
– Надеюсь, вы простите меня за любопытство. Как вам известно, у меня весьма
– Рад это слышать. – Джэнсон отпил большой глоток красного вина, делая вид, что наслаждается его вкусом. – Или я напрасно обольщаюсь обманчивым спокойствием? Большую часть жизни я провел на юге Африки, где, должен заметить, ваше присутствие не слишком заметно.
Лакатош погрузил свой подбородок в подушку жира, заменявшую ему шею.
– Сложившийся рынок, – сказал он. – Не могу сказать, чтобы оттуда для меня поступало много предложений. И все же время от времени мне приходится иметь дело с Южной Африкой, и я всегда считал ваших людей примером торговых партнеров. Вы знаете, что вам нужно, и платите столько, сколько это стоит.
– На доверие надо отвечать доверием. На честность – честностью. Мои клиенты могут быть очень щедрыми, но их никак нельзя назвать расточительными. Они ждут, что получат то, за что заплатили. Как говорится, ваш товар – наши деньги. Впрочем, я должен выражаться яснее. Мы ищем не только материальные ценности. Нас интересует также то, что не сходит с конвейера. Нам нужны союзники. Если можно так выразиться,
– Не хочу ошибочно истолковать ваши слова, – сказал Лакатош.
Его лицо оставалось непроницаемым.
– Выражайте это как угодно: мои клиенты знают, что есть люди, определенные силы, разделяющие их интересы. И они хотят заручиться поддержкой этих людей.
– Заручиться поддержкой… – осторожно повторил Лакатош.
– И наоборот, они хотели бы предоставить помощь этим людям.
Венгр с трудом сглотнул.
– Конечно, при условии, что этим людям
– Дополнительная помощь никому не помешает, – блаженно улыбнулся Джэнсон. – В мире есть несколько непреложных истин, и это одна из них.
Протянув руку, Лакатош похлопал его по запястью.
– Кажется, вы начинаете мне нравиться, – сказал он. – Вы человек умный и порядочный, мистер Курцвейл. Совсем не такой, как швабские свиньи, с которыми мне чаще всего приходится иметь дело.
Официант принес жареную гусиную печень.