– Никогда не знаешь наперед, какие сюрпризы может преподнести подобная встреча, – терпеливо произнес Джэнсон, то и дело проверяя в зеркало заднего вида, нет ли у них нежелательных попутчиков. – К тому же рандеву состоялось в ресторане, в подвале, так что от тебя все равно не было бы никакой пользы. Ты что, прислонила бы свою винтовку к стойке или сдала бы ее в гардероб?
– Ну, может быть, внутри я бы тебе и не смогла помочь. Но на улице все было бы по-другому. Полно деревьев, полно мест, чтобы укрыться. Тебе же лучше, чем кому бы то ни было, известно, что в таких делах все может решить мелочь. Я клоню к тому, что это была бы разумная мера предосторожности. Ты от нее отказался.
– Это привело бы к ненужному риску.
– Вот как!
– Я имею в виду для тебя. Не было никакого смысла подвергать тебя риску.
– Так что вместо этого ты рисковал собой. По-моему, это не профессиональный подход. Я же пытаюсь тебе втолковать:
– К напарнику? Увы, действительность говорит обратное. Тебе двадцать девять. Сколько лет ты провела на оперативной работе? Не пойми меня превратно, но…
– Я вовсе не говорю, что мы равные партнеры. Я только хочу сказать:
– Ты хочешь стать моим протеже?
– Мне нравится, когда ты говоришь по-французски.
– Позволь кое-что тебе сказать. У меня в жизни были два-три любимых ученика. У них было много общего.
– Давай-ка выскажу догадку. Все они мужчины.
Джэнсон печально покачал головой.
– Всех их уже нет в живых.
Впереди показались шпили собора XIX века, окруженные многоэтажными жилыми башнями советской эпохи: символы надежды, пережившие саму надежду.
– Значит, ты считаешь, что если будешь не подпускать меня к себе, этим сохранишь мне жизнь. – Повернувшись, Джесси посмотрела на него. – Решительно не согласна.
– Джесси, всех их уже
– «Каждая операция, имеющая целью ожидаемую пользу, сопряжена с определенным риском. Искусство планирования состоит в сопоставлении этих двух областей неопределенности». Ты сам когда-то написал эти слова в отчете об операции.
– Я польщен тем, как досконально ты изучила мое прошлое. Но, судя по всему, несколько глав ты пропустила: любимые ученики Пола Джэнсона обладают отвратительной привычкой погибать.
Государственный архив Венгрии размещался в здании неоготического стиля, протянувшемся на целый квартал; узкие окошки, забранные затейливыми свинцовыми переплетами, скрывавшиеся под арками в духе старинных соборов, резко ограничивали количество света, проникавшего к хранящимся внутри документам. Джесси Кинкейд загорелась идеей Джэнсона начать с самого начала.
У нее был список недостающей информации, которая могла бы позволить раскрыть тайну венгерского филантропа. Отец Петера Новака, граф Ференци-Новак, по слухам, был одержим заботой о безопасности своего ребенка. Как сказал Джэнсону Энгус Филдинг, у графа были могущественные враги, которые, как он был убежден, попытаются ему отомстить, хотя бы через потомство. Не это ли и произошло в конце концов, полстолетия спустя? Слова декана Тринити-Колледжа резали острой сталью: «Возможно, старый дворянин страдал манией преследования, но, как говорится в пословице, даже у тех, кто страдает манией преследования, есть враги». И вот сейчас Джесси хотела проследить жизнь графа в те судьбоносные годы, когда в правительстве Венгрии проходили кровавые чистки. Есть ли в архивах сведения о визах, по которым можно будет составить заключение о зарубежных поездках, которые совершал отец Новака как частное лицо, со своим сыном и без? Но самой важной должна стать генеалогическая информация: по слухам, Петер Новак очень беспокоился за безопасность и благополучие оставшихся в живых членов своей семьи – чувство весьма распространенное у тех, кому в раннем детстве довелось насмотреться на кровь и разрушения. Но кто были эти
Джэнсон высадил Джесси у входа в здание архива; ему самому предстояло заняться другими неотложными делами. Долгие годы оперативной работы выработали у него особое чутье на то, где искать подпольных торговцев фальшивыми документами и другим полезным снаряжением. Джэнсон предупредил ее, что ему может повезти, а может и не повезти, но попробовать надо обязательно.
И вот Джессика Кинкейд, одетая в простые джинсы и свободную зеленую блузку, вошла в просторный вестибюль и остановилась перед стендом с внушительным перечнем подразделений архива.
Этому списку не было конца и края.
Толкнув дверь, Джесси прошла в соседнее просторное помещение. Здесь на столах лежали бесчисленные каталоги и справочники, а вдоль стен стояли столики, за которыми дежурили сотрудники архива, в чьи обязанности входили ответы на запросы частных и официальных исследователей. Над одним из столиков висело объявление на английском языке, гласившее, что здесь обслуживаются посетители, говорящие по-английски. Перед столиком толпилась небольшая очередь. Посетителей обслуживал сотрудник с недовольным, скучающим лицом. Насколько поняла Джесси, предоставляемая им «информация» состояла преимущественно из разъяснений, почему требуемая информация недоступна.
– Вы мне говорите, что ваш прапрадедушка родился в 1870 году в Секешфехерваре, – говорил он англичанке средних лет в клетчатом твидовом пиджаке. – Очень хорошо. К несчастью, в то время в Секешфехерваре насчитывалось больше ста пятидесяти приходов. Ваших данных недостаточно для того, чтобы найти необходимые записи.
Тяжело вздохнув, англичанка отошла от столика.
Затем так же быстро были разбиты надежды низенького круглолицего американца.
– Родился в Тате в 1880-е или 90-е годы, – повторил сотрудник архива с улыбкой рептилии. – Вы хотите, чтобы мы просмотрели все метрические книги начиная с 1880 и до 1899 года? – Язвительность сменилась обидой. – Но это просто
Когда подошла очередь Джесси, она просто протянула сотруднику лист бумаги с аккуратно выписанными фамилиями, местами и датами.
– Надеюсь, вы не станете меня уверять, что вам будет сложно поднять эти архивы? – одарила она его ослепительной улыбкой.
– Вся необходимая информация содержится здесь, – подтвердил сотрудник, изучая список. – Позвольте мне позвонить в архив и проверить.
