перед дверью с коробкой в руках. Они обменялись взглядами, потом шофер вернулся к работе и забросил коробку в раскрытый вагон.

Отец Петрид обратился к своему старшему брату:

– Ты говорил с кем-нибудь до того, как пригнать сюда этот поезд?

– Только с диспетчером. А как же иначе? Мы с ним ведь чаевничали.

– И что он сказал?

– Да все больше слова, которыми я не хочу оскорблять твой слух. В накладных обозначено, что монахи Ксенопского ордена загрузят поезд на дальних складах. Он не задавал лишних вопросов.

Отец Петрид взглянул на второй вагон. Через несколько минут и его загрузят. И приступят к погрузке третьего.

– А кто готовил паровоз?

– Топливная бригада и механики. Вчера после обеда. В бумагах сказано, что паровоз был в ремонте. Это в порядке вещей. Оборудование то и дело ломается. В Италии над нами все смеются… Ну, само собой, я все сам проверил несколько часов назад.

– А не захочет ли диспетчер позвонить на сортировочную станцию? Где, как он думает, мы производим погрузку?

– Да он уже спал или засыпал, когда я уходил от него. Утренняя смена начнется… – машинист посмотрел на ночное небо, – …не раньше чем через час. Ему незачем звонить, если только он не получит телеграмму об аварии…

– Телеграфная связь прервана: в проводку попала вода, – тихо сказал священник, словно разговаривая сам с собой.

– Зачем?

– На случай, если бы у тебя возникли осложнения. Ты больше ни с кем не говорил?

– Нет. Даже ни с одним бродягой. Я проверил все вагоны, чтобы убедиться, не забрался ли кто туда.

– Ну, теперь тебе наш план известен. Что ты о нем думаешь?

Железнодорожник присвистнул, покачав головой:

– Я, знаешь, просто поражен, брат. Как это можно было… все так организовать?

– Об организации позаботились. А как у нас со временем? Это очень важно.

– Если нигде нет повреждений полотна, то можно поддерживать хорошую скорость. Пограничники- югославы в Битоле за взятку на все согласны, к тому же греческий товарняк в Баня-Луке ни у кого не вызовет подозрений. В Сараеве или Загребе тоже проблем не будет. Они ловят рыбку покрупнее, и продукты для монахов их не интересуют.

– Я же говорю о времени, а не о взятках.

– Взятки и есть время. Пока сторгуешься.

– Только если будет подозрительно, что мы не торгуемся. Мы сможем добраться до Монфальконе за трое суток?

– При хорошей организации – да. Если где-то и потеряем время, то сможем нагнать днем.

– В самом крайнем случае. Будем двигаться только ночью.

– Ну вы и упрямы.

– Мы осторожны. – И священник снова глянул на поезд. Первый и второй вагоны уже были загружены. Четвертый заполнят в считаные секунды. Он повернулся к брату. – Наши думают, что ты ведешь товарняк к Коринфскому заливу?

– Да. В Нафпактос. В грузовой порт. Они знают, что меня не будет всю неделю.

– Там сейчас забастовки. Профсоюзы озверели. Так что, если ты немного задержишься, они не будут волноваться.

Аннаксас внимательно посмотрел на брата. Он, похоже, изумился тому, что брат в курсе мирских событий, и ответил с сомнением:

– Да, не будут. Твоя невестка уж точно не будет.

– Ну и хорошо.

Монахи собрались у грузовика Петрида и смотрели на него, ожидая дальнейших указаний.

– Я быстро, – сказал Петрид брату.

– Ладно. – Машинист пошел к паровозу.

Отец Петрид вытащил из кармана фонарик, приблизился к монахам и стал искать своего шофера. Тот понял, кого он ищет, отделился от группы и подошел к Петриду.

– Это наш последний разговор, – сказал молодой священник.

– Да будет благословение Божие…

– Сейчас не время, – прервал его священник. – Запоминай каждый наш шаг, каждую деталь. Каждую! Все нужно повторять в точности.

– Не сомневайся. Тот же маршрут, те же грузовики, те же водители, те же бумаги для пограничников. Все точно так же. Только нас станет на одного меньше.

– Такова воля Господа. Во славу Его. Это милость, которой я недостоин.

На дверцах фургона висели два массивных замка. У Петрида был один ключ, у шофера – другой. Они одновременно вставили ключи. Замки с лязгом открылись. Петрид и шофер вытащили их из стальных ушек, сняли металлическую перекладину и раскрыли двери фургона. Внутри повесили фонарь.

В фургоне стояли коробки с символом ордена: распятие в терниях. Монахи начали вытаскивать их. Они двигались как в танце – в призрачном свете развевались их темные сутаны. Они относили картонные коробки к третьему вагону. Двое запрыгнули внутрь и начали расставлять коробки у стены.

Через несколько минут кузов грузовика опустел. Посредине остался стоять лишь один ящик, покрытый черной тканью. Он был куда массивнее продуктовых коробок, иной формы и представлял собой правильный куб: три фута в длину, три – в высоту, три – в ширину.

Священники встали полукругом у раскрытых дверей фургона. Молочно-белые лучи лунного света сливались с бледно-желтым сиянием фонаря. Это странное освещение, и похожий на пещеру крытый кузов грузовика, и неподвижные фигуры в сутанах заставили отца Петрида невольно представить себе катакомбу глубоко под землей, где спрятаны реликвии Голгофы.

Действительность мало чем отличалась от этого видения. Только то, что хранил запечатанный ларец – ибо это был ларец, – имело куда большую ценность, чем окаменевшее дерево Креста Христова.

Кое-кто из монахов закрыл глаза и беззвучно молился, прочие стояли, зачарованно глядя на святыню, их мысль замерла, их вера подкреплялась тем, что, как они полагали, находилось внутри похожего на надгробие сундука, который и сам был саркофагом.

Петрид смотрел на монахов и не чувствовал себя одним из них – так оно и должно быть. Мысленно он обратился к событиям, которые, кажется, произошли лишь несколько часов назад, а на самом деле полтора месяца тому. Его отозвали с полевых работ и препроводили в белостенную келью отца-настоятеля ксенопов. В келье находились еще один священник и прелат. И больше никого.

– Петрид Дакакос, – заговорил сидящий за массивным дубовым столом святой отец, – из всего братства на тебя пал выбор, тебе поручаем мы в высшей степени ответственное задание, которое может стать отныне смыслом твоего существования. Во славу Господа и ради сохранения покоя в христианском мире.

Ему представили второго священника. Это был аскетического вида старец с пронзительными глазами. Он медленно заговорил, тщательно подбирая каждое слово:

– Мы являемся хранителями ларца, саркофага, если угодно, который, запечатанный в течение пятнадцати веков, хранился глубоко под землей. В этом ларце находятся документы, способные взорвать весь христианский мир – столь разрушительной силы их содержание. Они являются уникальным доказательством истинности нашей веры, самых священных ее основ, и все же их обнародование может привести к тому, что церковь ополчится на церковь, секта на секту, один народ пойдет против другого народа. В священной войне… Германский конфликт разрастается. Ларец необходимо вывезти из Греции, о его существовании уже десятилетия ходят слухи. И искать его будут с особой тщательностью. Мы разработали план, чтобы переправить его туда, где найти его будет невозможно. Ты – последнее звено.