— Ну и че? Вы что, адресами обменялись?
— Нет. Но к ней мент приходил. Она, телка эта, под машину попала. Мент приходил показания снимать. Я тогда так испугалась, Санечка! Я думала, это меня из Староподольска уже отыскали. По розыску. Если бы я знала, что еще будет…
— Не тренди попусту! Приходил мент, и что?
— Он адрес ее спрашивал. Адрес я не помню. Я старалась запомнить.
Думаю, вдруг нам адвокат понадобится. Мы же в розыске…
— Короче, Склифосовский!
— Потом она телефон назвала. Очень простой номер. Но я его тоже не помню…
— Ты что, совсем сдурела? — начал заводиться Саня. — По башке тебе треснуть? Какого же ты х… мне все это рассказываешь? Мы без ширева, без бабок, чего я вообще вернулся-то сюда? Остался бы в Николаеве. Другое государство, блин. Кто бы меня достал там?
Глаза Сани начали блестеть. Лелька заголосила:
— Я вспомню, Санечка, я сейчас вспомню! Там… Первую цифру не помню, а потом две цифры повторяются, следующие две опять повторяются, но на единицу меньше. И последние две тоже на единицу меньше.
— Где ты лежала? В какой больнице?
— В первый раз?
— В сто первый, блин!
— Не кричи на меня, я ничего не соображаю, когда ты кричишь. Господи, как же это называется? Говорили же с адвокатшей. Она сказала, что эта больница хорошая. Что она сама живет рядом и знает. Проспект… Комиссарский? Нет.
Командирский, что ли? Я не помню, Санечка, — зарыдала Лелька.
Саня молча выкурил предпоследнюю сигарету.
— Возьми карандаш, пойдем звонить. Возле коридорного телефона к стене был приклеен листок, выдранный из какого-то телефонного справочника. Саня отыскал номер городской справочной службы.
— Семнадцать-одиннадцать слушает, — скороговоркой отозвалась справочная служба.
— Девушка, — проникновенно начал Саня. — У меня родственник в больнице на проспекте… Ой, забыл! Я у вас проездом. Комиссарский или Командирский…
— Комендантский? — предположила девушка.
— Комендантский… — повторил Санек, глядя на Лельку. Та обрадованно закивала. — Ага, Комендантский. А можно номер их справочного? Три, восемь, восемь… Ага, записал. Спасибо, родная!
Саня громыхнул трубку на аппарат:
— Ну, рожай!
— Три, восемь, восемь, семь, семь, шесть, шесть, — выпалила Лелька. — Ты думаешь, они нам заплатят?
— Попытка не пытка, — откликнулся Саня.
Глава 34
ВОЛКИ И ОВЦЫ
Лельке лишь показалось, что ее путь из перевязочной до машины «скорой помощи» занял три минуты. Не три, а пятнадцать, включая наложение повязки на собственную рану, исполненную в соответствии с курсом ОБЖ — предмета средней школы, как бы узаконивающего экстремальность нынешней повседневности.
Спасла голубоглазую узницу базы «Лель» недюжинная сила доставленного в больницу городка-спутника водителя Кожухова, удвоенная двумя бутылками выпитого самогона. Несмотря на распоротый в пьяной драке живот, Кожухов вступил в рукопашный бой с хирургом Станиславом Борисовичем. Поддерживая левой рукой содержимое брюшной полости, правой он исполнил неожиданный и эффективный хук и едва не снес к чертям собачьим хирургову челюсть.
— Ax ты, скотина! — высказался, на свою беду, хирург и получил еще один удар. На сей раз в солнечное сплетение.
В конце концов дебошира спеленали подоспевшие на помощь санитары. Дали вояке как следует по тыкве, провели рауш-наркоз.
— Я бы эту гниду без анестезии зашивал, — высказался Станислав Борисович и вернулся в перевязочную.
Перепуганной девчушки с льняными волосами на месте не оказалось. Увезли ее уже, что ли? Врач вышел через вторую дверь в коридор. Бритоголовые молодцы стояли в дверях запасного выхода и курили.
— Все, что ли? — спросил один.
— Что так долго? Что-нибудь серьезное? — поинтересовался другой.
— А-а? — тупо проронил Станислав Борисович.
* * *
Карина стояла в ночной сорочке перед зеркалом, расчесывая блестящую в свете лампы каштановую гриву волос. Рустам Каримович сидел в кресле, безвольно свесив руки с длинными тонкими пальцами. Шел второй час ночи, но они еще не ложились. На журнальном столике стояла полупустая бутылка коньяка и две рюмки.
— Ну что ты так реагируешь? Молчишь весь вечер. Лица на тебе нет.
Нельзя же так, — промолвила женщина. — В конце концов, ничего! ужасного не произошло. Ну узнали про твои переговоры, ну и что?
— Молчи, нас прослушивают, — прошипел ученый.
— Да пусть прослушивают! Пусть слышат. Олег Владимирович, — нараспев произнесла Карина, — раз уж вы нас подслушиваете, то передайте по инстанциям, что убивать нас бессмысленно. Беседин лишится «оружия возмездия». Передайте также, что на нас можно сделать хорошие деньги. Беседин продает нас иранцам, мы передаем «музей штаммов» какому-нибудь другому специалисту, не востребованному Родиной, обучаем его премудростям ремесла и уезжаем. Беседин получает за нас крупную сумму. Мы добросовестно послужили на эту «фабрику смерти» и имеем право уехать, начать новую жизнь. И волки сыты, и собаки целы…
Ее распевная речь была прервана громкими стуками в дверь.
— Каримов, открывай. — послышался голос начальника охраны.
Голос нельзя было назвать дружелюбным. Стуки возобновились с такой силой, что дверь, казалось, вот-вот слетит с петель.
— Что такое? — изумился Каримов, поднимаясь.
— Открывай немедленно, стрелять буду!
— Вы с ума сошли? — предположил побледневший от гнева ученый, открывая дверь квартиры- Сильнейший удар сбил его с ног. Сразу несколько мужчин заполнили тесную прихожую. Чьи-то руки подхватили Рустама, втащили в комнату, где все так же стояла в ночной сорочке Карина. От сильнейшего удара в пах Каримов охнул, согнулся.
— Ты что делаешь, скотина? — взвизгнула Карина и разъяренной кошкой кинулась на обидчика.
Едва обернувшись, тот молниеносно махнул рукой, и женщина отлетела в угол комнаты. Послышался грохот падающих предметов.
И вот сюрприз: на пороге комнаты возник Алексей Васильевич Зверев…
— Куда скрылась девка? — без предисловий начал он. — Где ты ее спрятал?
— К-какая девка? — еле вымолвил Рустам.
— Какая? Которую привезли вчера вечером. Которая лежала у тебя в смотровой, паскуда! Какое ты дал ей задание? Где она скрывается?
— Я… Я ничего не понимаю. Это недоразумение. Я никаких заданий не давал. Я и имени-то ее не знаю. Ей нужна была операция на руке…
— Какая, к чертям, операция? Ты что, не мог сам нарыв вскрыть?
— Но почему я обязан? Это не мои функции… Я был расстроен, я не мог…
— Ты был расстроен? Кто тебе поверит? Разве умеешь расстраиваться? Ты сделал из девки посыльного,
