не уплыла, а улетела! «Никто, кроме жены, не способен мне будет объяснить подобное чудо! – справедливо решил сёгун. – Не буду ее сердить в такой момент!» Он велел певичкам выгребать назад, к дому, чтобы дождаться жены и узнать у нее тайные подробности. Он даже не стал дожидаться, чем там у них – жены и садовника – кончится дело?!

Вот как задели его слова о возможном чуде – новом назначении! Поистине: «Чистым золотом сияет невинность девушки на ложе схватки, и лишь честолюбием – пестик мужчины в ночном бою!»

А о том, что какая-то подкупленная певичка могла все заранее рассказать хитроумной Цин Инь, сёгун даже думать не думал! Святая, как говорится, простота. Или проще – глупость несусветная!

Он еще больше бы удивился, если бы узнал, что отпущенные им по прибытии домой певички с сямисенами и корзинами на той же лодке вернулись на Остров Небесных Сетей, чтобы погасить блуждающие среди туй фонарики. Все до одного.

Жена, несравненная Цин Инь, вернулась только под утро. За спиной у нее была клетка с попугаем, что несколько удивило сёгуна, так как по ночам жена не брала птицу с собой. Когда же вся комната осветилась, едва только птица оказалась в ней, Янь Лин все понял: рыбкой и была любимая птичка Цин Инь, которую женщина обливала золотой волшебной краской – была и такая среди ее чудесных снадобий, какими пользуются подобные женщины – оборотни-не оборотни, но волшебницы точно, наученные свими бабками и прабабками еще и не таким хитростям! Поистине: «В старину люди не умели справить толком нужду, да умели зажечь фонарь в нужнике от одного духа своей утробы!»

Причем орал попугай противным голосом такие вещи, что и тупой сёгун заподозрил неладное: «А ну, наддай! Жарь, не зевай! Еще! Еще!! Да, да, да!!! Ох, как хорошо!» Сама же распутница спала, разметавшись, лицо горит, а губы – ну просто искусаны! Янь Линю большого труда стоило не зарубить жену прямо во сне!

Понял сёгун, что опять надула его жена, сыграла на его жажде власти! И что развлекалась она, видать, не впервой, пронюхала на этот раз о слежке и разыграла весь спектакль, который он смотрел, развесив уши, вместо того, чтобы поотрубать им все «фонарики» вместе с древками, на которых они болтались!

Выходит, вся игра была затеяна, чтоб обмануть его, супруга, усыпив бдительность и отвести гнев, которого достойны были тайные встречи жены сразу с дюжиной мужчин под покровом темноты. «Дурак, – стукнул он себя по лбу, – тебя зачаровали слова жены, в которых она высказала свою просьбу и заботу о тебе, забытом императором сёгуне! Ты возжаждал славы и забыл о своем долге – блюсти целомудрие твоей жены!» Так безжалостно казнил себя обманутый сёгун.

Надо сказать, что Янь Лин был как раз из тех мужчин, кто готов заплатить за свое продвижение по службе даже честью жены! Просто утром он иначе взглянул на игру, которую подсмотрел, особенно при свете утра его разочаровал конец игры: в том, что ему удалось увидеть, продвижением и не пахло! А Золотая Рыбка оказалась, помимо всего, птичкой, от которой толка никакого. Тем более при дворе императора. Ох, люди! Как вы поздно вспоминаете о справедливости!

Убивался-то наш вельможа, лишь поняв, каким выглядит глупцом! Согласитесь, он справедливо засомневался, когда спросил ночную тьму: что может сделать глупая птица для продвижения при императорском дворе? Одновременно он был ревнивым человеком, готовым, если выгода оказывалась упущенной, убить неверную супругу недрогнувшей рукой. Таковы, увы, многие современные мужчины! «Если от правды одни убытки, попросим у соседа пяток го лжи взаймы!» – как иной раз говорит простой народ.

Только тут сёгун заметил, что жена одета садовником, а ее собственное одеяние отсутствует. Заметив признаки гнева супруга, – а он уже успел схватиться за мечи и кинжал заодно, – Цин Инь не испугалась, а лишь приложила палец к губам и попросила отложить гнев до утра. Сёгун подумал, что, пожалуй, действительно слишком рано для расправы с неверной женой, а отдохнуть для ответственного дела, каким является казнь неверной, необходимо, и улегся спать на свою циновку, под полог, расписанный попугаями – любимой, напомним, птицей супруги.

Утром, напившись чаю, он вышел в сад, чтобы полюбоваться расцветшей айвой и заодно отчитать прибывших сборщиков податей из дальних деревень. Первое, что он заметил, был садовник, который поливал цветы из лейки, сделанной из молодой перевязанной сушеной тыквы.

«Ба! Да это же моя жена! Это ведь ее любимая лейка! Она еще накануне переоделась в одежды садовника! И не сняла их, чтобы уберечься от моего гнева! Но не выйдет, дорогая! Я накажу тебя, как задумал, и даже строже!»

Тут он заметил, что айва зацвела, как и положено, красивыми розовыми цветами, под которыми собрались для отчета сборщики податей. Все зрелище вместе настроило сёгуна на деловой и одновременно игривый лад. Он наморщил свой лоб под повязкой с иероглифом «мудрость отцов», которой была прочно подвязана шапочка Сборщика налогов из черного лака с иероглифом «сдержанность дедов».

«Дела – делами, они могут и подождать, а приласкать напоследок даже неверную жену – мой долг супруга и правителя: ведь известно, что приговоренным к смерти дозволяется исполнение последнего желания, а разве может быть у жены, даже неверной, другое желание, нежели доставить супругу, даже пусть околпаченному, наслаждение?!»

Янь Лин распоясал свой халат, отвязав перевязь с мечом, расстегнулся и подкрался к фигуре с лейкой. Он поднял сзади одежды «садовника», чтоб исполнить прихоть, – трудно рассудить, свою или жены, – и увидел вместо абрикосов и персиков два плода кокоса, незрелых и мохнатых.

«Садовник» оглянулся в гневе, и сёгун в ужасе узнал чиновника по особым поручениям при императорском дворе, который уже несколько дней ожидался в провинции, где служил Янь Лин. Он не стал особенно размышлять о том, почему сегодня это важное лицо поливает цветы, а вчера ловило рыбку… «Иной раз думать нужно не о себе, а о государстве!» – видно, подсказали ему отцы, а деды позволили сдержать гнев.

«Хорош бы я был минутой позже!» – подумал, холодея, сёгун и рухнул на колени. «Садовник» поморщился и поднял поверженного сборщика податей на ноги с колен.

– Если хочешь избежать канги и ссылки и, напротив, получить место Воспитателя императорских детей и пост Начальника провинции, молчи и делай то, что я тебе велю! Немедленно собирайся и поезжай в столицу! Вот тебе вызов и предписание! Вели слугам вьючить лошадей и навьючиваться самим, – ты знаешь, как император любит подарки, а я пока догляжу за твоей женой!

– Как мне благодарить вас, солнце замещающий, когда в том есть нужда… императора? – сказал чиновник и бросился распоряжаться делами по отъезду и дому.

Все сомнения его относительно Цин Инь разом рассеялись, он понял, что был услышан ею на супружеском ложе в ночной час, и под видом игры она ловко обстряпала его насущные дела. О том, чем было заплачено за такую стряпню, сёгун решил подумать после возвращения из столицы в чине Начальника и чине Воспитателя, который давался в те годы впридачу, но и за известную мзду. Конечно, в таких чинах легче думается о семейных неурядицах – они остаются где-то в самом низу дерева забот!

Нечего и говорить, что в столице дела сёгуна завершились наилучшим образом, и он вернулся, что называется, в белом паланкине и с полной бамбуковой коробкой палочек с кремом, которые так искусно пекли при императорском дворе.

Как нет нужды и говорить, что звон колокольчиков фарфорового павильона и провожал и приветствовал новоиспеченого начальника! Неизвестно только, для кого колокольчики звонили непрерывно во все время его отсутствия? Ну, да в провинции много достойных людей!

Сразу по приезде новоиспеченный начальник провинции Янь Лин велел дать пятьдесят палок по пяткам новому садовнику, который как раз приступил к своим обязанностям и сразу провинился: слишком коротко подстриг кусты бересклета и самшита, придавая им форму иероглифов «янь» и «инь» в честь хозяина и его супруги.

– Справедливость прежде всего, – приговаривал Янь Лин, – без нее легко можно спутать понятие гражданского долга с понятием долга супружеского.

– Я не виноват, – причитал садовник, – просто ножницы оказались тупые, потому что ими холостили вашего же борова!

– Это не оправдание, – отвечал новый Начальник провинции, – ведь сначала надо было подрезать самшит, а потом все остальное! Спроси у борова! Если не образумишься, я заставлю тебя это понять при помощи тех же ножниц!