Потом видение исчезло. Рядом со мной выросла фигура в платье: по коричневому полю были разбросаны черные цветы. Когда фигура оказалась ближе, они стали фиолетывыми и живыми, а коричневый цвет оказался сгустившейся темнотой ночи. Лицо женщины матово светилось, словно намазанное фосфором.

Оно не было лицом конкретной женщины, просто все вместе стало иметь имя. Даже не само имя – Надежда – а запах имени, его цвет и его форму. Его неслышную музыку. Особенно важен был запах – дешевой пудры и цветочных духов – не то Ландыш, не то Белая сирень. Но запах был горячий, как кожа, под которой струится кровь. И отчетливо заслышался стук сердца.

Мне показалось, что мой взгляд на женщину будет по вкусу напоминать поцелуй. И я счастливо засмеялся, но не посмотрел. Мне было достаточно так подумать.

В большом зале сидели люди. По виду монахи или члены какого-то ордена. При нашем появлении они недовольно оглянулись, потом вернулись к разговору.

«Все дело в том, что человек меняется… Но он меняется не сразу, а жизнь идет, прошлое еще хорошо видно, как берег, от которого отчалил пароход…»

«Некотрое время видно!»

«Некоторое время, совершенно верно!»

«Но потом берег отдалился, человеку ничего не видно, а он все думает про этот берег. Все оглядывается, и ведет себя так, словно ему оттуда могут бросить забытую вещь…»

«Перчатки!»

«При чем здесь перчатки? Человек уплыл. Надо забыть про тот берег. А он не может. Он повернулся назад и вглядывается…»

«В бинокль!»

«В телескоп!»

«Есть радары!»

«Спутники!»

«Не знаю, что он там увидит с их помощью, но берег уплыл. И люди только думают, что видят его. На самом деле они только и делают, что вспоминают и фантазируют».

«Но ведь куда-то они плыли?»

«Они уже забыли. И когда они вдруг видят другой берег, они думают, что это такой же берег, какой они покинули».

«Что это – тот самый берег!»

«А это – новый берег!»

«Тогда-то они замечают, вернее чувствуют, что они изменились. Потому что человек меняется».

«Тут-то и приходится вышибать друг из друга память о покинутой „родине'!»

«Вышибать память про „тот берег'!»

«А корабль плывет! Хорошо, если подвернувшаяся революция им вправит мозги! Тогда они плывут дальше, и история повторяется!»

«А если не вправит?»

«Тогда они никогда никуда не приплывут. Выживают те, кто корректирует курс. Кто заменяет давно покинутый берег на тот, от которого они сейчас, только что отплыли».

«А самый первый берег? Главный! Общий для всех? Его надо забыть?»

«На него надо забить! Это и есть революция! Настоящая! Новая! Мы доплыли до новых берегов, но твердим, что это тот, от которого когда-то кто-то отплыл! Но тот берег исчез! Его нет!»

«Человек изменился?»

«Человек изменился, и он неизбежно перевернет старый порядок, пока всем не станет ясно, что надо дать название новому и забыть о старом. Осталось недолго! Мир трещит!

Шатры из фанеры и папиросной бумаги сметет ветер. Останутся только замки! Такие, как наш!»

Мы сидели в огромной зале, здесь было холодно. На стене висел деревянный Христос, раскрашенный, как бывает в католических храмах, но остальное не напоминало храм, скорей – капище древних кельтов, что ввели в моду экранизаторы Берроуза. В центре стоял котел, под которым горел огонь. В котле булькала темная жидкость. Старая седая ведьма, совершенно голая, толкла в ступе что-то, потом высыпала содержимое в котел. Потом она взяла дохлую кошку, подержала ее, даже понюхала. Постучала окоченевшим или засохшим кошачьим тельцем о стол и бросила дохлую кошку в котел.

Спустя время старуха отцедила отвар и разлила его в разнокалиберные чашки, некоторые были треснутые и с отколами. Я узнал чашку, из которой пил ребенком в Салтыковке, ее поддерживала моя бабушка. Первой отхлебнула старуха, что разливала зелье. Потом по очереди все стали подносить чашки к губам и отпивать. Скоро за столом сидели мужчины и женщины с молодыми лицами и нежной молодой кожей.

Только я, моя спутница в платье с цветами, погруженная в облако своего имени, и старуха с седыми космами в дальнем конце стола, в голубой рубашке из дешевого трикотажа – только мы трое не изменились. Пар, тяжелый и мокрый, медленно вваливался, вливался через высокие окна… Мы не торопились отхлебывать из своих чашек. Потому что это не имело значения: Рая и так и так было не избежать!

07:07 A.M

Жернова секса

(Быль)

Как распознать Добро и Зло? Что даст потомство? Что погубит? Что годы!? Столько лет прошло, а сорняки все злаки губят! Кто Вечное с Добром несет? Разумным поле засевает? Что он серпом на ниве жнет? Умрем да так и не узнаем!

* * *

В грехах родимся, что ни шаг – идем к концу в грехах по горло! Кто праведен, тот нищ и наг. Кто грешен – пьет и ест в три горла! Так для чего бежать греха? Пойдут к червям богач и нищий. Греши – и будет неплоха любая жизнь – грехов ведь тыщи! У нищего – одни грехи, богатый тешится иначе! А пишущий сии стихи к грехам имеет страсть тем паче!

Стара та песнь! Подай всем грех! Упиться им перед кончиной! Налить желанья в старый мех хотим – у всех одна причина!

– Да, сладок грех! – сказать пора! Всего лишь люди – взятки гладки. И если все же жизнь игра – играем мы со смертью в прятки… Как не затеять чехарду: по ж—пе бабу-смерть похлопать? Или чмокнуть лысую в дыру, что вместо носа у безносой!

И я под сень теней сойду, лелея коитус до гроба! Чтоб рухнуть прямиком в… тсс… во тьму! Пускай она мне станет гробом!

От века повелось. Так что ж, не о себе, о днях далеких я речь здесь дальше поведу, а ты извлечь урок попробуй!

Да, шилом море не нагреешь! И хреном душу не спасешь, но если крепкий хрен имеешь, – хоть людям радость принесешь! Я здесь как раз про этот случай: как юноша в потопа час, «сучком» своим, с козлом вонючим от ведьмы всю деревню спас. От ведьмы избежал позора, хоть чуть не впал в смертельный грех! И хреном от воды напора сумел спасти в селенье всех!

Но лучше будем по порядку. Лихие были времена! Еще сейчас о них с оглядкой бормочет муж, молчит жена. Казненный Кромвель грешной кровью привел Стюартов на престол. Страна влачила долю вдовью, на грех – родился Уолпол. Закон о ведьмах будет позже, чем тот, что ввел с бродяг оброк. Сын Карла Карл опять взял вожжи, родится позже Болингброк! Зато родился «Современник», кто знает – Даниэль Дефо, – держись, развратник и мошенник! Или развратничай с умом! Билль о правах уже написан, подпишут – через тридцать лет! Законникам закон не писан! Порядка не было и нет! Казнили за одну полушку или ссылали в Новый Край. Топил бедняк несчастья в кружке иль с милой шел в сенной сарай. Да разве грех – такое дело? при этаких-то господах!? На то и дал Спаситель тело, спасут же нас Амур и Вакх!

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату