Многие из римлян, находившиеся в Байе, ходили к Лукринскому озеру, чтобы посмотреть на эту сцену, и она, действительно, заслуживала внимания, как необычайное явление. Услыхав об этом, я принял сперва все за сказку, но тем не менее, увлекаемый любопытством, я, в свою очередь, отправился к озеру вместе с несколькими из своих знакомых, не веривших подобно мне, рассказам об удивительной прогулке мальчика по озеру.

– И что же, ты видел это? – спросила Юлия.

– Да, видел, к моему неописанному удивлению, все то, что передал вам теперь.

– Хотя подобная привязанность дельфинов и других рыб к людям представляет собой редкое, даже очень редкое явление, тем не менее я нисколько не сомневался бы в действительности виденного на Лукринском озере, – сказал тут Публий Овидий Назон. – Были мурены, – продолжал он, – которые позволяли матронам, кормившим их и игравшим с ними, надевать им на жабры кольца и прочие украшения;[194] о дельфинах же известно, что они любят людское общество. Они подобно верным друзьям, плывут следом за знакомыми им судами и даже различают голоса мореходов. Да, наконец, разве не известна всем история с Арионом и его дельфином? Я описал ее в одном из своих стихотворений.

– Проговори же нам, Овидий, проговори это стихотворение; ты, вероятно, помнишь его наизусть?

– Помню, прелестная Юлия.

– Начни же, а мы готовы слушать, – сказали хором все присутствовавшие.

И поэт, не ожидая дальнейших просьб, продекламировал то стихотворение, в котором, описав сперва очарование, производимое Арионом на людей и всю природу божественной игрой на лютне, рассказывает далее о том, как Арион, находясь однажды на пиратском судне, просил пиратов, решивших убить его, чтобы воспользоваться его сокровищами, позволить ему перед смертью сыграть что-нибудь на лютне. Получив на это их согласие, Арион украсил свою голову венком, нарядился в ярко-пурпурную тирийскую одежду и, взяв в руки лютню, ударил по ее струнам, аккомпанируя своей лебединой песне. [195] При первых звуках его сладкого голоса и лютни, масса дельфинов окружила судно; а Арион, окончив пение, тотчас бросился в море и, поднятый дельфином, очарованным пением Ариона, был отнесен к Тенарскому мысу, в Лаконии, откуда Арион прибыл в Коринф к Периандру, который, услышав о случившемся с ним, немедленно послал своих людей в погоню за пиратами. Пойманные и привезенные к Периандру, разбойники были преданы казни; дельфин же за свой подвиг был помещен Юпитером на небо звездой, окруженной другими девятью звездами.

Когда поэт умолк, между гостями, только что наслаждавшимися гармоническими стихами, завязался разговор об интересном эпизоде из легенды об Арионе, в заключение которого Овидий рассказал живым блестящим языком подробности поимки пиратов и мести керинесского владетеля, Периандра, у которого нашел приют Арион, спасенный дельфином.

После рассказа Овидия один из присутствовавших, Луций Кальпурний Пизон, высказал следующее мнение:

– История с мальчиком Требием на Лукринском озере дает право заключить, что басня, содержащаяся в твоем стихотворении, Овидий Назон, могла быть действительным событием.

А Юлия, обращаясь к Флавию Альфию, сказала:

– Продолжай, Альфий, свой рассказ и сообщи нам о несчастном конце бедного мальчика-рыболова Эльвия, о котором теперь так много говорят, а также и о другом несчастье, на которое ты намекал.

– Пять дней тому назад Требий заболел, и болезнь его так быстро развилась, что уже убила мальчика. Рассказывают, что в обычный час Симона видели у берега, высовывающим из воды свою голову и, казалось, с нетерпением поджидавшим своего любимца. «Симон! – кричали ему мальчики, бывшие в то время на берегу. – Твой Требий болен»; и дельфин, как бы понимая произносимые ими слова, медленно удалялся от берега.

– Смотрите, каким чувством обладают и рыбы, – заметила Юлия.

– Но это еще не все, – продолжал Флавий Альфий. – Вчера Требий умер, и тоскующий отец, собрав сухой морской травы и обрубков смолистых деревьев, устроил близ своей хижины, на берегу озера, небольшой костер, на котором сегодня утром был сожжен труп его сына. Знаете ли вы теперь, что произошло с верным дельфином?

– А что такое? – спросили все с удвоенным любопытством.

– Дельфин был только что найден мертвым близ еще теплой золы сгоревшего костра.

– Правда ли это? – воскликнули все с неописанным удивлением.

– Сущая правда! – повторил Флавий Альфий. – Вы еще можете видеть его у костра.

По предложению Юлии все ее гости отправились вместе с ней посмотреть на дельфина, не перенесшего смерти любимого им сына рыболова, Эльвия.

Солнце зашло уже за горы, тени которых ложились на всю низменную местность, и вечерний зефир, разнося повсюду запах цветов, рябил водную поверхность и освежал лица возвращавшихся к скромному ужину земледельцев, когда Юлия, Публий, Овидий, Луций Пизон, Альфий и прочие гости Юлии, слышавшие трогательную историю о Требий и Симоне, подходили к месту, бывшему целью их прогулки, продолжая комментировать интересовавшее их событие и выражать свое сожаление.

На берегу выдавшегося в воду мыса они застали большую толпу людей, которая, при приближении к ней красивой внучки императора, почтительно расступилась и очистила дорогу ей и ее спутникам, убедившимся в истине всего того, что было рассказано им Флавием Альфием.[196]

Несчастного отца умершего Требия, глядевшего неподвижным взором на обуглившиеся кости его дитяти, они старались успокоить словами сочувствия и, одарив его деньгами, отправились в обратный путь, когда стало уже довольно темно и в домах показались огни, а из труб шел дым, указывавший время ужина.

На пороге своей виллы, оправдываясь усталостью, причиненной ей утомительной прогулкой, Юлия простилась со своими гостями.

Ей необходимо было остаться одной, и мы покинем ее на короткое время.