Конечно, если семинарист вместо службы пойдет на рок-концерт — это плохо. Но если студент пошел на рок-концерт вместо дискотеки — то, пожалуй, он избрал лучшее. Прикосновение к одной и той же ступеньке для одного человека будет нисхождением, а для другого — подъемом. Увы, в современной церковной педагогике отчего-то считается, что все мы уже в идеальном состоянии и потому всё меряется отстоянием от исихастского идеала (а потому и осуждается).
В общем — классическая полемика оптимиста и пессимиста насчет наполнения ведра. Для пессимиста оно полупустое. Для оптимиста оно же наполовину полное. Дорогу между храмом и свинарником можно измерять расстоянием от храма (и тогда это будет повод к постоянным досадам и сожалениям). А можно измерять его отстоянием от свинарника (и тогда каждый шаг будет поводом к радости). Важно заметить вектор движения и тогда уже поддерживать одно и препятствовать другому. Я был рад увидеть на концерте ДДТ своих студентов из МГУ, но испытал более сложное чувство, увидев там же моих молодых прихожан, и был бы однозначно огорчен, если бы увидел там семинаристов.
Присутствие православного проповедника на рок-концерте сводится к беседе и проповеди, а не пению и танцам.
Кроме того, аргумент «концерт опасен тем, что на него могут пойти вместо всенощной» слишком силён. Им можно убить любое церковное дело. Ведь априори ясно, что для православного человека важнее всего молитва. И тогда можно сказать: «Не смей читать богословские книги, потому что ты можешь их читать вместо всенощного бдения», «Не смей помогать в реставрации храма, потому что в это время ты мог бы в уединении читать Псалтирь!», «Не смей…». Ну, в общем — ничего не смей, потому что любое дело отвлекает от молитвы.
Если бы
Я думаю, здесь все дело в том, как устроен наш глаз. Дадим ли мы себе установку на то, чтобы отмечать минусы и недостатки или все же будем бережно коллекционировать те плюсы, которые в них проявляются. Я знаю, разумом знаю, что в такой работе есть огромные плюсы, что это многим людям помогает впервые всерьез задуматься о Православии, о Церкви. Хотя у меня тут возникает некий конфликт между моим эстетическим чувством и рассудком миссионера.
Вообще же все услышанные мною контр-доводы мне показались мелкими. По сравнению с тем, чему я был свидетелем. А я видел, как менялись души ребят, их жизни.
В Челябинске 18-летний рокер после призыва Кинчева прийти на мою лекцию весь день ходил за мной как приклеенный. При расставании он сказал: «За этот день Вы перевернули все мое сознание!.. Это самый счастливый день моей жизни». Он действительно выглядел счастливо-ошарашенным. Даже ради одного такого мальчишки можно пожертвовать толикой внутрицерковных «неприятностей» и сплетен.
Как тут не вспомнить слово честертоновского отца Брауна: «Если вы не понимаете, что я готов сровнять с землей все готические своды в мире, чтобы сохранить покой даже одной человеческой душе, то вы знаете о моей религии еще меньше, чем вам кажется»[1123]. А здесь и разрушать-то, и менять ничего не надо — надо просто не-зло посмотреть на наших детей и их увлечения.
А ведь такой мальчишка не один. «После концерта нас нашли несколько молодых людей, креститься хотят. Пришлось открывать для них катехизаторские курсы: очень грамотные ребята оказались. Сейчас готовим их к Крещению», — рассказывает отец Артемий Скрипкин, организатор концерта «Рок к Небу»[1124].
Нет на свете вполне безопасного дела. Даже молитва может быть опасной: можно «замолиться» и впасть в прелесть… Но однажды молитва стала защитой от критики рок-проповедников. В Греции в монастыре преподобного Серафима Саровского иеромонах Нектарий (Нектариос Мулациотис) создал из монахов рок-группу «Элефтери» («Свободные»). «Можно было бы ожидать, что монашеская рок-группа станет оплотом церковного либерализма, но все оказалось совершенно иначе. Отец Нектарий отличается крайним консерватизмом, активно участвовал в церковных кампаниях, направленных против исключения графы о религии из удостоверения личности, является председателем Координационного комитета против системы 'Шенген'. Среди прочего монашеская рок-группа записала песню и видеоклип 'Микрочип'. Чип, внедренный в человеческое тело, поет: 'Я такой маленький чип, что приведу тебя к рабству'. В другой песне «Свободные» поют: 'Люди всех народов, объединяйтесь — призывает нас новый мировой порядок… Безбожная цивилизация заключает договоры и соглашения… Гуманисты и полицейские народов говорят о мире, но они бомбят нас и удерживают нас угрозами. Любовь, истина и справедливость разрушены модернизацией. Держись, брат, есть Бог'»[1125]. Диск с такими антиглобалистскими песнями побил в Греции все рекорды раскупаемости, стал «платиновым». В 2000 году Синод Элладской Церкви все же высказал этому монастырю порицание за слишком светский характер их миссионерской деятельности[1126]. Им было рекомендовано не участвовать в хит-парадах (т. е. в «сборных солянках», сольные же выступления не были запрещены). Монахи не стали защищаться и открывать публичную дискуссию. Их ответная телеграмма в Афины была предельно краткой: «Христос воскресе, радость моя!».
— Но ведь если церковь входит в соприкосновение с миром рока — то может начаться стремительное проникновение рок-музыки именно внутрь церковной жизни. Так и до рок-литургии дойти можно!
— Такое мнение я считаю неуважительным по отношению к Церкви. Церковь достаточно здорова, чтобы не прогибаться и не мимикрировать под каждый встречный проект. Церковь достаточно здрава, чтобы защищать свои традиции и святыни и самой решать, куда можно допускать «ветер перемен».
Смотрите: уже более тысячи лет миру известен орган. Когда-то именно в православной, восточно- христианской культуре возник орган. Византийский император Константин V (741–775) подарил орган франкскому королю Пипину Короткому и вместе с ним направил во Францию монахов-музыкантов для обучения местных мастеров.
В XVII веке арабский диакон Павел Алеппский, проезжая через Казакию (так он именовал земли нынешней центральной и восточной Украины) заметил, что в церковном богослужении употреблялся орган, причем речь явно шла не о храмах латинского обряда. Но — не прижилось. И даже гений Чеснокова, в начале XX века попробовавшего переложить нашу Литургию для инструментального сопровождения, не изменил ситуацию. Наверно, по той причине, что орган и скрипка в церкви — это первый шаг к тому, чтобы потом в ней появились буддийские молитвенные мельницы. Ничто не может и не должно заменять естественный, Богом данный, человеческий голос. Его не в силах заменить никакие инструменты или электронные технологии. Голос простой бабушки, иногда фальшивящий, плохо поставленный, для Всевышнего ценнее, чем цифровые записи хоров и принудительная вентиляция органа.
Но за пределами нашего Богослужения мы продолжаем любить органную музыку. Православным людям не вменяется в вину, если они ходят на органные концерты в консерваторию или даже в католический костел. Я знаком и с православными повелителями органных труб. Но сама Православная церковь орган в свое богослужение не впустила.
Тем более нет никаких оснований считать, что мы вдруг не устоим перед рок-музыкой. Никто из нас, «рок-проповедников», не желал бы, чтобы рок-музыка вошла в храм. От проповеди на рок-концерте до молитвы под рок-музыку все же огромная дистанция. И проходить ее мы не собираемся.
Хотя и по поводу органа мне довелось однажды услышать: «Но если монах поставит Баха вместо того, чтобы читать псалтырь…». Ну, во-первых, не все мы монахи. И потому устав монашеской кельи не стоит распространять на всех христиан (тем паче, что и монашеская «келья устава не знает» — в отличие от общественного богослужения). Вовторых, даже в случае с монахом есть свои варианты этого «вместо». Конечно, если он будет слушать светскую музыку вместо молитвы — это плохо. Но если он будет слушать ее вместо того, чтобы сплетничать об отце наместнике — это хорошо.
Мы, рок-проповедники (игумен Сергий (Рыбко), я, священник Олег Стеняев), не скрываем, что мы — консерваторы в литургическом смысле, то есть мы не хотим перемен в храме: пусть Богослужение остается традиционным, с церковнославянским языком и старым календарем.
