религиозно важнее, чем помощь материальная[1013]. Так что труд миссионера делает Бога его помощником и защитником на Божьем же Суде:
И значит, если мы будем защищать православную веру перед лицом Неверов и суеверов, сектантов и раскольников, то и Христос, защищенный нами, будет нашим защитником пред Отцом.
— На что обратить внимание, начиная миссионерскую работу?
— Есть древняя молитва: «Господи, дай мне силы изменить то, что я могу изменить. Дай мне мужество вытерпеть то, что я не в силах изменить. И дай мне мудрость, чтобы отличить одно от другого»? Так вот, мудрости нам сегодня и не хватает.
А именно она нужна для подбора нашей реакции на то, что вошло в нашу жизнь без спроса. Мы можем: 1) осудить новость, 2) никак не реагировать и 3) можно попробовать использовать ее для нашего миссионерского блага.
Ну вот, например, есть греческая философия. У апостолов был выбор — можно было ее: а) всецело отвергнуть, б) не заметить, в) использовать некоторые ее суждения, чтобы подтвердить евангельскую истину. И Церковь избрала третий путь: апостол Павел несколько раз цитирует языческих философов и поэтов.
Сегодня в мир наших детей вторгаются все новые сказки, фильмы и так далее. Легко на словах — сказать: «Давайте их запретим!». Но, во-первых, послушаются ли дети нашего запрета (особенно дети нецерковные)? Второе, если даже сынишка послушался моего запрета, он не будет читать Поттера у меня на глазах, а после школы пойдет к своему дружку и прочитает или посмотрит фильм на видео. И получится, что он все равно это посмотрит, узнает это, но без моего комментария, подробного разбора — что здесь правда, что неправда, на что стоит обратить внимание, а где ложь какая-то.
Я считаю, что сегодня родители должны учиться вместе с детьми, причем на месяц опережая детей. Ты заранее, за месяц просматривай учебники твоего ребенка, обращая внимание на темы, по которым могут возникнуть антицерковные дискуссии (история, литература, биология и так далее), и попробуй сам найти материалы, которые дали бы твоему ребенку возможность глубже посмотреть на эти проблемы, чем то воззрение, которое предложат одноклассники или учительница. И неучебные детские книжки тоже лучше читать вместе.
— И все же когда вы говорите аудитории «Нет!»?
— Если от меня хотят услышать отречение от сути христианской веры. Христианство в себе несет нечто очень неприятное для обычного человека. Это весть о том, что вне Церкви нет спасения.
Да и самое главное в нашей вере — тайна Бога, ставшего распятой плотью, — есть безумие[1014]. Многие сюжеты Библии и догматы, заповеди и традиции нашей Церкви контрастируют с современными идеологическими модами.
Хочешь раззадорить аудиторию, убежденную в том, что «Бог у меня в сердце»? Просто скажи им слова аввы Дорофея: «Я не знаю другого падения монаху, кроме того, когда он верит своему сердцу» (Поучение 5). Ох, и долго потом придется объясняться с теми, кто свою совесть считает непогрешимой…
Но если мы знаем, что со временем должны будем предложить нашим слушателям сделать выбор и пожертвовать некоторыми интеллектуальными привычками ради того, чтобы быть со Христом, — тем более нам следует быть осторожными. Потому что если мы еще не получили у наших собеседников надлежащего кредита доверия, если христианство еще не показалось им чем-то значимым, то требовать от них жертвы бессмысленно. Они ее не принесут — потому что еще не понимают, ради чего она нужна. Для них христианство так и останется набором глупостей.
И если рано или поздно проповедник обречен на конфликт со светской аудиторией, то момент жесткого выбора лучше по возможности отодвинуть. Пусть сначала люди поймут, что я (и вообще христиане) не сумасшедший, что в моих словах и убеждениях есть логика, смысл, обоснованность.
Преподобный Макарий Алтайский разрешал туземцам курить во время огласительных бесед: «Потом опять посадят оглашаемых, дадут им отдых, позволят выкурить табаку трубки две-три, и опять, призвавши к учению…»[1015].
Христианство по своей сути противоречит духу современной культуры. Но именно поэтому не надо спорить по мелочам, сохранив запас полемической энергии для обсуждения глобальных расхождений. А вот разругиваться по поводу прически или какого-нибудь фильма, может быть, не стоит.
Миссионер должен уметь сам выбрать дискуссионное поле, не поддаваясь на мелкие провокации.
Это значит, что:
1. Не надо полемизировать из-за вопросов моды или политики, спортивных или музыкальных вкусов.
2. Лучше до поры до времени избегать разговора на тему, о которой заранее известно, что она приведет к быстрому и личностно-обостренному контрасту между мнением молодежной аудитории и Церковным советом, — то есть на тему о половом либертинизме. Молодежная аудитория рада сойти с трудных для нее философских тем на привычные для нее темы сексуальные [1016]. На эти провокации (обычно, в виде записок) не стоит поддаваться.
3. Надо и самому знать, и другим честно признаваться, что в церковных текстах и верованиях есть фольклорные элементы. Основатель русской патрологии архиепископ Филарет (Гумилевский) еще в XIX веке говорил: «Повторять все повести читаемые в житиях без разбора, без проверки — грешно перед совестию и стыдно перед просвещенным умом», — а святитель митрополит Филарет (Дроздов) подтверждал, что «есть сказания о житиях святых, происшедшия из неправых уст»[1017].
4. Надо пояснять, что в церковных легендах даже погрешающих против истории, все же есть правда, но эта правда педагогическая, назидательная.
5. Надо чаще напоминать о множественности толкований одних и тех же мест Писания.
6. Надо чаще напоминать о догматическом целомудрии Православия. В Церкви ведь очень мало догматов. По верному замечанию Николая Бердяева, «в Православии христианство не было так рационализировано, как оно было рационализировано в католичестве. Доктрины никогда не приобретали в нем такого священного значения, и догматы не были прикованы к обязательным интеллектуальным богословским учениям, а понимались прежде всего как мистические факты. В богословском же и философском истолковании догматов мы оставались более свободными» [1018]. В самом деле, по слову епископа Каллиста Уэра, «многие верования православных не составляют части единого Предания — они просто собрание телогуменов, богословских мнений. Предметом навязывания они быть не могут»[1019].
Соответственно, встретив то или иное расхожее мнение о нашей вере, можно этот тезис сопоставить с «коротким листом» догматики, и если оно там не обретается, сказать, что это не учение Церкви, а частное богословское мнение.
Нужно отличать догматические вероопределения от частных богословских суждений, мнений. В последнем случае есть пространство для изучения, ознакомления, понимания и — споров. Здесь могут быть разноречия даже между православными богословами. Они всегда были в истории, более того, даже между святыми отцами были недоразумения и дискуссии. Так что, начиная лекцию, я всегда стараюсь разъяснить: когда речь идет о церковной позиции, а когда о вопросе, по которому нет общецерковного суждения. Тогда я говорю: «Моя позиция вот такая, но это моя позиция, у других священников она может быть по этому вопросу другая».