Когда в 1823 году вышел в свет роман «Пионеры», читатели впервые встретились с Кожаным Чулком, которому суждено было стать одним из самых популярных героев американской литературы. Выдающийся писатель Америки Фенимор Купер (1789–1851) этим романом начал свою знаменитую серию книг об охотнике, разведчике, следопыте Натаниэле Бампо. В «Пионерах» — это бездомный, одинокий и растерянный семидесятилетний старик. Но о всей его полной приключений и подвигов жизни читатели узнали из романов, написанных позднее «Пионеров». В книгах «Зверобой», «Последний из могикан»; «Следопыт» рассказано о жизненном пути Натти Бампо, начиная с 1745 года, когда ему было лишь двадцать пять лет. Быть может, автору «Пионеров» захотелось вернуться к тем временам, когда его герой был еще в расцвете сил, а индейские племена могли бороться против колонистов — англичан, французов, голландцев, высадившихся в XVII веке на восточных берегах Америки; продвигаясь на запад, они захватывали земли, вырубали девственные леса, коварными и изощренными методами уничтожали индейцев, еще недавно гордых хозяев американских земель.

В «Зверобое» Натти Бампо, выросший и живущий в лесах, непревзойденный охотник, с тревогой наблюдает, как хищный дух приобретательства начинает торжествовать в поселках колонистов, как бесчеловечность и расовое высокомерие приносят страшные несчастья индейским друзьям Натти. И конечно же, почти неграмотный Зверобой (прозвище Натти) и многие из индейских вождей гораздо честнее, благороднее и нравственнее, чем некоторые «цивилизованные» жители поселков и фортов колонистов. Но трагичность положения Натаниэля Бампо заключается в том, что, ненавидя жестокость и торгашеский дух цивилизации, он, по существу, помогает своим соотечественникам-англичанам в их борьбе за захват американских земель: он всегда их проводник по запутанным тропам еще девственных лесов, и опасные приключения Натти и других героев «Зверобоя» неотрывны от борьбы ожесточившихся индейских племен с колонистами, которых неоднократно спасает от мучительной смерти отважный охотник.

И хотя в романе «Зверобой» Натти в расцвете молодости, он уже полон беспокойства, ощущая опасность, которую несут колонисты его патриархальному существованию. Он не понимает, что законы исторического развития обрекают это существование на гибель.

Можно ли узнать в старом, спившемся индейце Джоне, которого мы встречаем на страницах романа «Пионеры», отважного и благородного Великого Змея, нарисованного такими романтическими красками в «Последнем из могикан»? События этого романа относятся к 1757 году, и Натти Бампо, или Соколиный Глаз, вместе со своими индейскими друзьями оказывает неоценимые услуги англичанам в их войне с французами, тоже претендовавшими на американские земли. Но в самом заглавии романа («Последний из могикан») заключена трагедия индейского народа. Гибель сына Великого Змея Ункаса, который и был последним из могикан, становится символом обреченности исконных хозяев страны. В этом романе с наибольшей художественной силой показана жестокая реальность освоения земель Америки.

Мы вновь встречаем героя пенталогии Натаниэля Бампо в романе «Следопыт», когда он — разведчик английской армии — участвует в кровавых событиях, разыгравшихся в конце 50-х годов XVIII века на берегах озера Онтарио. Все еще идет война между англичанами и французами, в нее втянуты и индейские племена. Смертельная опасность постоянно подстерегает Натти-Следопыта, но он выдерживает и мучительную для него душевную борьбу: он пережил неразделенную любовь, горечь разбитых надежд, и мы прощаемся в «Следопыте» с Натти, когда он, одинокий и печальный, уходит в леса.

Через много лет после этого когда-то любимая им девушка услышит о знаменитом охотнике, «человеке редкой душевной чистоты и большом оригинале», которого называют в этой стране, у берегов Мохока, Кожаным Чулком.

Под этим прозвищем Натти Бампо и живет на страницах «Пионеров», а все пять книг о нем известны как «романы о Кожаном Чулке».

Как мы уже знаем, пятикнижье начиналось с романа «Пионеры», и он сразу принес автору широкую известность. Однако при жизни Купера его книги не всегда доброжелательно встречались определенной частью читателей и критиков. Купер очень откровенно выражал свою тревогу по поводу власти доллара, которая становилась все более могущественной по мере того, как утверждался буржуазный строй в его стране. Да и то уважение к лучшим представителям индейских племен, которое окрашивает всю его эпопею, сочувствие гибнущему народу, картины жестокости цивилизации, победно шествующей по лесам и прериям, — все это отталкивало от писателя наиболее реакционные круги буржуазной Америки, расистов, пустивших в оборот бесчеловечную поговорку: «Хороший индеец — это мертвый индеец».

Фенимор Купер родился в семье судьи, в большом поместье неподалеку от озера Отсего. Как часто звучало название этого озера в романах писателя и как много трагических и радостных событий пережили его герои у берегов Отсего! И жизнь Темплтона, быт и нравы американских колонистов необычайно живы и достоверны в романе «Пионеры», потому что в основе творческого воображения автора были воспоминания о его детстве и юности, проведенных в поселке Куперстауне штата Нью-Йорк.

Купер глубоко проник в сущность тех больших перемен, которые произошли во всем укладе страны после окончания войны 1775–1783 гг., когда американские колонии Англии, восставшие против английской монархии, одержали победу и на их месте возникла буржуазно-демократическая республика Соединенные Штаты Америки. Все острые конфликты романа — отношения Темпла и Кожаного Чулка, Эффингемов и Темпла — неотрывны от «духа» эпохи, которую с такой ощутимостью воссоздал писатель. Напряженный интерес вызывает у читателя почти до конца остающаяся таинственной фигура Оливера, с его мучительными взаимоотношениями с судьей и Элизабет. Да, Фенимор Купер талантливый мастер захватывающего сюжета; но его мастерство сказывается и в умении связывать героев с большими историческими общественными явлениями. Ведь вся карьера судьи Темпла так характерна для духа предприимчивости и наживы крепнущей буржуазной страны. История отбросила в сторону Эффингемов — сторонников английской монархии. Их разорение стало началом обогащения судьи, купившего по дешевке конфискованные земли, в частности и те, которые принадлежали отцу и деду Оливера. И это основа казавшихся странными отношений Темпла и Оливера, как мы узнали под конец, — потомка Эффингемов.

И чем теснее художник связывает душевный конфликт своих героев с дыханием времени, тем живее наше ощущение исторического прошлого, тем ярче радость познания, которой мы обязаны умному таланту, глубокой мысли писателя.

А судьба индейца Джона, разве это только его личная судьба? Когда-то отважный и благородный вождь, а теперь спившийся старик, он доживает свой век вместе с Кожаным Чулком в жалкой хижине на земле, принадлежащей судье. Людей его племени систематически спаивали «огненной водой» белые завоеватели. Но даже в этом уже жалком старике писатель видит следы его былой величественности и хочет, чтобы мы, читатели, ощутили в нем прошлое его народа… Как поразили всех гордость, чувство собственного достоинства старого индейца, когда он появился в доме судьи с целебными травами, чтобы врачевать рану Оливера! Пусть художник в своей эпопее в какой-то мере романтически преувеличивает добродетели индейцев племени… Но надо было обладать достаточной смелостью, чтобы в двадцатые годы прошлого века, когда вышел в свет роман, так откровенно выражать свои симпатии к индейцам и так решительно разрушать легенду об «особом» мирном развитии Америки «без противоречий и насилий, присущих Европе».

Понимает ли Купер, что конец патриархального существования, о котором так тоскуют Натти и Джон Могиканин, неизбежен и что законы исторического развития делают необходимым утверждение нового, в то время прогрессивного, буржуазного общества? Конечно. Но жестокость, с которой цивилизация вторглась в жизнь индейских племен, так же, как и разгул собственнических интересов и безудержная жажда обогащения, тревожит Купера. Сами законы, олицетворением которых был субъективно честный и достаточно гуманный судья (в нем бесспорно запечатлены черты отца писателя), защищая прежде всего частную собственность, вступали в противоречие с тем, что мы называем человечностью. Кожаный Чулок и стал жертвой этих законов. Печально звучат жалобы Натти, вместе с Джоном Могиканином вспоминающего о свободной охоте в невырубленных лесах, где он знал все дороги и тропинки… Старику непонятны совершающиеся перемены, он, никогда не терявшийся в дебрях лесов, заблудился «на кривых путях закона».