подробности, но вскоре завязалась схватка — тут уж сомнений быть не могло. Потаватоми стал проверять путы пленника, и когда он понял, что чиппева свободен, у него вырвалось восклицание. Не успел крик слететь с его губ, как Быстрокрылый попытался выхватить нож, висевший на поясе часового, но это ему не удалось, и оба, сцепившись, покатились вниз по склону в темноту. Потаватоми, схватив чиппева, испустил громкий вопль, который поднял на ноги его соплеменников. Дикари завопили во все горло, собаки отчаянно залаяли, так что шум поднялся несусветный.

В первое мгновение Бурдон не знал, что делать. Он больше всего опасался собак и даже думать боялся, что может случиться с Марджери, если эти разумные животные бросятся по его следам через болото. Но и мысль о том, чтобы бросить Быстрокрылого, когда того можно вызволить одним ударом или пинком, ему претила. Пока он мучился сомнениями, шум борьбы затих, и Бурдон увидел, как часовой ковыляет, выбравшись на свет, как после сильного падения. Внезапно рядом послышались шаги, бортник позвал вполголоса, и Быстрокрылый тут же оказался рядом. Не успел бортник сообразить, что тот задумал, как чиппева выхватил у него винтовку, прицелился в часового, все еще стоявшего на краю и рисовавшегося четкой тенью на фоне яркого огня, и спустил курок. Вопль, прыжок и тяжелое падение тела свидетельствовали о точности его прицела. Свалившись на землю, раненый устремился с крутизны вниз, и было слышно, как он катится к подножию холма.

Бурдон понимал, что надо воспользоваться удобным моментом, и уже собирался поторопить спутника, когда тот, нашарив в темноте нож, висевший на поясе бортника, вырвал его из ножен, сунул винтовку в руки своего друга и метнулся в темноту, к поверженному врагу. Сомнения не было: чиппева, повинуясь своим особым понятиям о воинской чести, с риском для жизни решил добыть традиционный трофей, свидетельство своей победы. К тому времени с дюжину индейцев уже стояли на вершине холма, как видно не понимая, что стряслось с их товарищем. Бортник, заметив это, воспользовался отсрочкой и перезарядил винтовку. А так как все происходило со скоростью электрического разряда, то тело потаватоми не успело завершить свое движение, как победитель уже покончил со своим кровавым делом. Бурдон едва успел взять винтовку на изготовку, как краснокожий друг уже вернулся с окровавленным скальпом часового на поясе; к счастью, бортник скальпа в ночной темноте не видел, иначе он, возможно, отказался бы от столь кровожадного союзника.

Оставаться на месте было нельзя; все индейцы собрались на верху холма, и вождь отрывисто выкрикивал какие-то приказы. Через минуту толпа рассыпалась, и все, как один, исчезли в темноте, понимая, насколько опасно оставаться в ярком свете костра. Потом собаки залились таким лаем, что бортник понял: они нашли останки часового. Яростный вопль на том же месте подтвердил, что дикари наткнулись на труп; Бурдон приказал спутнику идти за ним следом и пустился по тропе со всей скоростью, какую можно было развить на неверной почве.

Как мы уже говорили, было нелегко — практически невозможно — перейти этот участок заболоченной низины по прямой. Там были островки относительно надежной земли, но располагались они в беспорядке, и указывали на их расположение лишь растущие там деревья. Бурдон очень тщательно изучил вехи, предвидя возможность поспешного бегства, и поначалу без труда шел в нужном направлении. Однако собаки скоро оставили мертвое тело и устремились следом за беглеца-ми прямо по болоту, не разбирая дороги: вскоре плеск и визг показали, что и псы не выйдут сухими из воды. Дикари скатились по склону всей толпой, положившись на собак как на передовой отряд; но если собаки вполне надежны, когда дело касается чутья, то со всеми подвохами этой тропы они знакомы не были.

Наконец Бурдон остановился, и его спутник тоже. В спешке бегства бортник потерял свои вехи, и беглецы оказались в рощице из мелких деревьев или высокого кустарника, только не в той, которую он искал. В какую бы сторону они ни двинулись, нигде не было выхода, так что оставалось одно: вернуться назад по своему следу, в то время как собаки с лаем подстерегали их неподалеку. Правда, собаки больше не приближались, застряв в грязи и лужах; но непрерывным лаем они подстрекали преследователей; негромкая перекличка индейцев говорила о том, что они идут следом, если не по пятам за беглецами.

Положение было критическое; оно требовало и осторожности и решительности; к счастью, бортник, привычный к жизни в лесах, ни тем, ни другим обделен не был. Он отыскал тропу, которая завела их в ловушку, и пошел по ней обратно. Идти почти прямо на собак и их хозяев — дело, требующее немалого мужества, но мужества им было не занимать, и они крались вперед, как два ветерана, знающие, что впереди спрятана батарея, готовая открыть огонь. Немного спустя Бурдон остановился и убедился, что под ногами — твердая земля.

— Здесь нам поворачивать, чиппева, — сказал он вполголоса, — на этом месте я сбился с дороги.

— Поворачивать — хорошо, — отозвался индеец, — собаки близко.

— Придется стрелять в собак, если они станут наседать, — заметил бортник, быстро двигаясь по тропинке — теперь он был уверен в том, что идет куда надо. — Сейчас они, похоже, застряли в грязи, да этим псам болота нипочем.

— Лучше стрелять потаватоми, — невозмутимо возразил Быстрокрылый. — Потаватоми — дорогой скальп, собачьи уши никто не берет.

— А вон и то дерево, которое я ищу! — воскликнул Бурдон. — Если доберемся до него, думаю, мы спасены.

До дерева они добрались, и бортник приступил к действиям, заранее обдуманным, чтобы обеспечить возвращение обратно. Он вынул из сумки кусочек подмоченного пороха, приготовленный еще до того, как отправился выручать чиппева, и укрепил его на ветке у себя над головой, с той стороны, которая была видна укрывшейся под другим деревом Марджери. Затем он отстранил своего спутника, высек огонь с помощью кремня и кресала и подпалил порох. Конечно, порох вспыхнул, как фейерверк в руках у мальчишки: достаточно жарко, чтобы дать яркий свет, заметный в темноте ночи почти за милю; не успел мокрый порох заняться, плюясь искрами и шипя, как бортник вперил свой взгляд в почти осязаемую, непроглядную темень болота. Там сверкнул и мгновенно исчез яркий огонек. Этого было довольно; бортник сбил на землю свой фейерверк и затоптал его; фонарь Марджери сверкнул и погас, как и было условлено. Уверенный в своих расчетах, Бурдон сделал знак товарищу и быстро пошел по тропе, зная, что она ведет в нужном направлении. Вскоре уже можно было разглядеть дерево, и путники поспешили к нему со всех ног. Через несколько секунд они увидели Марджери, и бортник, не в силах совладать с обуревавшей его радостью, расцеловал ее.

— Как жутко завывают собаки, — сказала Марджери, не рассердившись за вольность, оправданную обстоятельствами. — Мне кажется, за ними бежит все племя! Ради Бога, Бурдон, поспешим к лодкам — брат и сестра, наверное, думают, что мы погибли!

Враги приближались, и бортник, взяв руку Марджери, продел ее себе под локоть так решительно и с такой заботой, что сердце девушки забилось, полное чувств, не имеющих ничего общего со страхом, и она вспыхнула от радости, несмотря на грозящую опасность. Идти было недалеко, и вскоре все трое вышли на берег к лодкам. Их встретила Дороти — она была одна и металась по берегу в явном отчаянии. Конечно, она слышала адский шум и понимала, что дикари преследуют ее спутников. Увидев сестру, Марджери поняла, что стряслось что-то не совсем обычное, и, опасаясь худшего, спросила без обиняков:

— Что с братом? Где Гершом? — Вопрос чуткой девушки прозвучал требовательно.

Сестра ответила еле слышно, стараясь, как верная жена, оправдать проступки любимого мужа.

— Гершом сейчас немного не в себе, — прошептала Дороти, — он опять взялся за старое.

— Взялся за старое, — медленно повторила ее сестра, таким же полушепотом, каким ей были сообщены нерадостные вести. — Как же это случилось — ведь виски у нас больше нет?

— Кажется, в запасах Бурдона было немного виски, и Гершом его отыскал. Я никого не виню; конечно, Бурдон имеет право хранить у себя виски, он ведь никогда не выпьет лишнего; а только жаль, что в лодке нашлось спиртное!

Бортник был крайне озабочен неприятными известиями; он знал им цену куда лучше, чем кто-либо из присутствующих. Женщины были опечалены, как и подобает женщинам; но он предвидел опасность, потому что привык оказываться в критических ситуациях и знал, что для того, чтобы с честью выйти из них, требуется предельное напряжение сил. Если Склад Виски и вправду взялся за старое, то он превратится в обузу, никакой помощи от него не дождешься, о чем оставалось только сожалеть, предоставив времени исправить положение. К счастью, с ними был индеец, который мог грести на втором каноэ, когда первым будет управлять Бурдон. Нельзя было терять ни минуты — лай собак и вопли дикарей слишком быстро