будет недолог. К утру вы уже потеряете из виду берег, и, если я хорошо разбираюсь в погоде, ветер будет дуть с востока сильнее, чем, может быть, вам бы хотелось.

— А как вы думаете, сколько времени продлится мое плавание? — спросил Уайлдер, понизив голос так, чтобы его мог слышать только трактирщик.

Джорам украдкой огляделся по сторонам, и, когда он убедился, что поблизости никого нет, на его лице, обычно выражавшем лишь тупое самодовольство, появилась жестокая, хитрая усмешка, и, приложив палец к носу, он пробормотал:

— А ловкую клятву я дал фрахтователю, мистер Уайлдер?

— Я действительно не ожидал от вас такой прыти и…

— … осведомленности! — добавил владелец «Ржавого якоря», заметив, что его собеседник ищет подходящего слова. — Да, в таких вещах я всегда отличался сообразительностью. Но, когда человек что- нибудь знает наверняка, зря трепать языком просто глупо.

— Конечно, осведомленность — великое преимущество. Я полагаю, она доставляет вам немалую выгоду?

— Ах, мистер Уайлдер, ну что сталось бы со всеми нами в такие тяжелые времена, если бы мы честно не зарабатывали свои гроши любым способом? Я воспитал своих славных ребятишек, можно сказать, в кредит, но не моя вина будет, если я не оставлю им чего-нибудь, кроме доброго имени. Недаром ведь говорится, что оборотистый шестипенсовик стоит лежачего шиллинга. Но ведь всякий предпочитает человека, который не будет стоять, разинув рот и опустив руки, когда друг нуждается в его добром слове или помощи. Теперь вы будете знать, что такого человека найти можно, — как говорят наши политики, готовые пройти огонь и воду ради своего дела, правое оно или нет.

— Весьма достойные принципы, и рано или поздно они прославят вас в этом мире! Но вы забыли ответить на мой вопрос: сколько времени продлится мое плавание?

— Да бог с вами, мистер Уайлдер! Мне ли, ничтожному трактирщику, говорить капитану этого гордого корабля, с какой стороны подует ветер! Там, в своей каюте, лежит замечательный человек, достойный командир Никольс; он умел делать со своим судном все, что хотел, — с какой же стати предполагать, что джентльмен с такими хорошими рекомендациями, как ваши, не сделает того же? Я надеюсь услышать, что плавание вы провели отлично и вполне оправдали то доброе слово, которое мне удалось за вас замолвить.

Уайлдер в глубине души проклял хитроумие мошенника, с которым он невольно оказался в сговоре: он отлично понимал, что Джорам твердо решил не брать на себя никакой ответственности, кроме самой необходимой, и поэтому ни за что не ответит прямо на его вопрос. Поэтому после минутного размышления молодой человек снова поспешно заговорил:

— Вы видите, корабль набирает скорость, и нам сейчас не до шуток. Вы знаете о письме, которое я получил нынче утром?

— Бог ты мой! Что я, почтмейстер? Откуда мне знать, какие письма доходят в Ньюпорт, а какие задерживаются!

— Прожженный и в то же время трусливый негодяй! — пробормотал молодой моряк. — Но одно-то вы наверняка можете сказать: меня сразу начнут преследовать или там рассчитывают, что я под любым благовидным предлогом задержу судно в открытом море?

— Да хранит вас господь, молодой джентльмен! Вот уже поистине странно: человек, только сутки пробывший на берегу, задает такие вопросы человеку, который, можно сказать, последние двадцать пять лет только с берега и видит море. Насколько мне помнится, сэр, вы будете вести судно к югу до тех пор, пока не потеряете из виду острова. А затем уж вам придется делать все расчеты в зависимости от ветра, так чтобы не попасть в Гольфстрим, где, как вы знаете, течение потянет вас в одну сторону, в то время как вам приказано идти в противоположную.

— Круче к ветру! Держи круче! — недовольным голосом закричал лоцман матросу у румпеля. — Ни под каким видом нельзя оказаться под ветром у работорговца!

Уайлдер и трактирщик вздрогнули, словно оба испытывали тревожное чувство от такого соседства. Уайлдер указал на ялик и промолвил:

— Мистер Джорам, если вы не собираетесь выйти с нами в море, вам пора спуститься в ялик.

— Да, да, я вижу, вы уже довольно далеко отплыли и пора мне с вами расстаться, как ни приятно мне ваше общество.

С этими словами хозяин «Ржавого якоря» перемахнул ва борт, ловко спрыгнул в ялик и крикнул:

— Ладно, ребята, добрый вам путь! Крепкого попутного ветра, спокойного плавания, быстрого возвращения! .. Отдай конец! — приказал он, обращаясь к мальчику.

Приказ был тотчас выполнен. Ялик, уже не связанный с кораблем, тотчас же отстал от него. Сделав небольшой поворот, он остановился на месте, а мощный корабль прошел мимо, как слон, с чьей спины только что слетела бабочка. С минуту Уайлдер следил за яликом глазами, но вскоре его внимание привлек голос лоцмана с носовой части корабля:

— Эй, парень, подними-ка немножко легкие паруса! Подними, говорю тебе! Старайтесь выиграть каждый дюйм, иначе нам не пройти на ветре у работорговца. Держите круче, сор, говорю вам, держите круче!

— Работорговец… — пробормотал наш искатель приключений, устремляясь в ту часть корабля, откуда было лучше видно это крупное судно, с которым его связывал теперь двойной интерес. — Да, работорговец! Может быть, и не так-то легко нам будет пройти на ветре у работорговца!

Тут, сам того не заметив, он очутился неподалеку от миссис Уиллис и Джертред. Облокотившись о фальшборт шканцев, девушка с интересом и удовольствием, вполне естественным в ее возрасте, смотрела на странное судно, стоявшее на якоре.

— Может быть, вы станете смеяться надо мной и скажете, что я взбалмошна и легковерна, дорогая миссис Уиллис, — говорила девушка, даже не подозревая, что Уайлдер подошел к ним, — но я бы хотела, чтобы мы были сейчас не на этой «Королевской Каролине», а плыли по океану вон на том красивом корабле!

— Да, корабль действительно красивый! — ответила миссис Уиллис. — Но я не знаю, было бы там безопаснее или удобнее, чем здесь.

— Смотрите, как симметрично и в каком порядке натянуты все канаты! Он колышется на воде, словно морская птица!

— Если бы ты вдобавок назвала эту птицу, сравнение было бы настоящее морское, — с грустной улыбкой сказала гувернантка. — Ты проявляешь способности, достойные жены моряка!

Джертред слегка покраснела и повернулась к гувернантке, чтобы ответить ей в том же шутливом тоне, и тут взгляд ее встретился с устремленными на нее глазами Уайлдера. Девушка еще гуще покраснела и молча постаралась скрыть под широкополой шляпой свое лицо и отражавшееся на нем смущение.

— Ты молчишь, дитя мое, словно всерьез подумываешь о браке с моряком, — продолжала миссис Уиллис, но, судя по ее задумчивому и рассеянному виду, она вряд ли знала, что говорит.

— Море — стихия чересчур зыбкая для меня, — холодно ответила Джертред. — Скажите, миссис Уиллис, судно, к которому мы приближаемся,

— военное? Вид у него воинственный и, пожалуй, даже угрожающий.

— Лоцман дважды назвал его работорговцем.

— Работорговцем! Как же обманчивы его красота и порядок! Никогда больше не поверю внешности, если красота совместима с таким постыдным делом.

— Да, вид его обманчив! — громко произнес Уайлдер, повинуясь неодолимому бессознательному порыву. — Беру на себя смелость сказать, что, как бы ни были прекрасны пропорции и как ни хороша оснастка этого корабля, на всем просторе океана не найти более вероломного судна, чем этот…

— … работорговец? — докончила удивленная миссис Уиллис, которая успела обернуться к молодому человеку, прежде чем он закончил фразу.

— Работорговец! — повторил он и поклонился, словно в благодарность за подсказанное ему слово.

Воцарилось молчание. Миссис Уиллис с минуту пристально вглядывалась в искаженные волнением черты молодого человека, и на лице ее отразилось какое-то странное сложное чувство. Затем она задумчиво опустила глаза и стала смотреть в воду, совершенно поглощенная невеселыми мыслями. Правда, легкая, изящная фигурка Джертред продолжала опираться о фальшборт шканцев, но Уайлдеру уже не