затягивал матросскую песню. Впрочем, и эти звуки слышались все реже и реже, а затем и вовсе прекратились. Наконец Корсар услышал, как кто-то дергает за ручку двери, и его приятель генерал вновь появился в каюте.

Походка, выражение лица да и весь вид этого вояки не оставляли сомнений в том, что если данное ему недавно поручение выполнено успешно, то он приложил к этому немалые усилия и сам основательно пострадал. Корсар сразу же поднялся с места и потребовал рапорта.

— Белый до того пьян, что и лежа должен держаться за мачту, а негр либо обманщик, либо голова у него железная.

— Надеюсь, вы не слишком скоро сложили оружие?

— Отступление произошло ни на минуту раньше, чем было нужно, но с таким же успехом можно бить по утесу!

Корсар пристально посмотрел на генерала, чтобы убедиться, в каком состоянии находится его подчиненный.

— Хорошо. А теперь время разойтись на ночь.

Генерал старательно вытянулся и повернулся лицом к столь часто упоминавшемуся нами люку. Затем, сделав над собой отчаянное усилие, он попытался дойти до него своей обычной военной поступью. Капитан не сделал никаких замечаний насчет того, что генерала явно пошатывало, и этот ревностный служака решил, что спускается по лестнице с полным достоинством, тем более что его внутреннее «я» пребывало отнюдь не в том состоянии, когда оно способно обнаружить мелкие промахи, которые допускает его телесная оболочка. Корсар взглянул на часы и, дав генералу время отступить в строгом боевом порядке, сам начал легкими шагами спускаться вниз.

Нижние помещения корабля, хотя и убранные далеко не так роскошно, как верхняя каюта, были все же заботливо обставлены и располагали всяческими удобствами. В самой задней части судна находилось несколько кают для прислуги, сообщавшихся с офицерской столовой или, выражаясь по-морскому, кают- компанией. По обе ее стороны размещались офицерские каюты — так торжественно именовались спальные помещения тех, кому подобала честь пребывать на шканцах 54. За кают— компанией, поближе к носовой части, шли каюты младших офицеров, а непосредственно против них размещался отряд, которым командовал человек, прозванный генералом: это подразделение как бы служило барьером между начальниками и разнузданной массой матросов.

Такое расположение помещений мало отличалось от устройства, принятого на военных кораблях того же типа, что судно Корсара. Но Уайлдер не преминул заметить, что переборки, отделявшие каюты от кубрика и других помещений для команды, были гораздо солиднее обычного и что тут же находилась небольшая гаубица, предназначенная, в случае необходимости, для «внутреннего употребления», как выражаются медики. Двери отличались необычайной прочностью, а приспособления, устроенные для того, чтобы забаррикадировать их, были рассчитаны скорее на возможность военного столкновения, нежели на защиту мелкого имущества от мелких посягательств. Переборки, бимсы и карленгсы были увешаны тщательно прикрепленными к ним мушкетами, пистолетами, кортиками и полупиками, причем в таком количестве, что было совершенно ясно — они находятся тут не только для красоты. Словом, офицеры здесь несомненно чувствовали, что и их собственная безопасность, и покорность их буйной команды зависят как от влияния на нее командиров, так и от их способности оказать ей дружное сопротивление, а это ввиду относительной малочисленности командного состава обязывало проявлять должную осмотрительность и не пренебрегать никакими предосторожностями.

В кают-компании Корсар нашел своего только что завербованного помощника, занятого, по всей видимости, изучением устава той службы, на которую он поступил.

Направившись к нему, Корсар произнес откровенным, ободряющим и даже доверительным тоном:

— Надеюсь, мистер Уайлдер, вы находите наш устав достаточно строгим?

— Да, в строгости недостатка нет. Хорошо, если он исполняется так же строго, — ответил тот, вставая при появлении начальника. — Таких суровых правил я не встречал даже…

— Даже где, сэр? — спросил Корсар, заметив, что его собеседник осекся.

— Я хотел сказать — даже на службе его величества, — ответил Уайлдер, слегка покраснев. — Не знаю, что такое с вашей точки зрения служба на королевском флоте — порок или рекомендация.

— Конечно, второе. Я лично думаю так, ибо научился морскому делу там же.

— На каком корабле? — с интересом спросил его Уайлдер.

— На разных, — последовал холодный ответ. — Но, если говорить о суровости нашего корабельного устава, то вы скоро поймете, что при отсутствии на берегу судебных учреждений, к которым мы могли бы прибегнуть, а на море — братских крейсеров, готовых оказать помощь в нужную минуту, командир неизбежно должен быть облечен немалой властью. Вы убедитесь, что моя — достаточно обширна.

— Пожалуй, даже неограниченна, — сказал Уайлдер с улыбкой, почти иронической.

— Надеюсь, у вас не будет повода сказать, что я ею злоупотребляю,

— ответил Корсар, не заметив или не показав виду, что уловил выражение лица собеседника. — Но вам нора отправляться на берег.

Молодой человек поблагодарил его учтивым поклоном и сказал, что готов ехать. По дороге в свою каюту капитан выразил сожаление, что поздний час и необходимость соблюдать инкогнито корабля лишают его возможности подобающим образом обставить отъезд на берег офицера, занимающего такой высокий пост.

— Впрочем, у вас есть шлюпка, а ваши здоровые парни живо доставят вас на мыс. Кстати, эти двое поступают ко мне вместе с вами?

— Они не оставляли меня с детства и, вероятно, не пожелают оставить и теперь.

— Какая необычная связь между столь непохожими людьми! — заметил Корсар.

Он испытующе взглянул на Уайлдера, но тотчас же отвел взгляд, заметив, что тот понял, с каким интересом он ждет ответа.

— Это верно, — спокойно ответил Уайлдер. — Но ведь мы все моряки, и потому разница не так уж велика, как может показаться на первый взгляд. Сейчас я схожу за ними и, кстати, сообщу, что теперь они будут служить под вашим началом.

Корсар подождал, пока Уайлдер не ушел, а затем последовал за ним на палубу с самым невозмутимым видом, словно вышел подышать свежим ночным воздухом.

Погода не изменилась, ночь была темная, но теплая. На палубе по-прежнему царила тишина, и среди неясных предметов, которые, как отлично знал Уайлдер, относились к обычному корабельному снаряжению, не было, за одним только исключением, ни единой живой души. Исключение составлял тот самый человек, что первым встретил нашего искателя приключений и все еще продолжал расхаживать взад и вперед по шканцам, кутаясь в морской плащ. К нему и обратился молодой человек, заявив о своем намерении временно покинуть корабль. Тот выслушал Уайлдера с почтением, свидетельствовавшим о том, что его положение на корабле уже известно, однако дал понять, что не выпустит его без разрешения самого Корсара.

— Вы знаете, сэр, что никто, какое бы положение он ни занимал, не может покинуть корабль в такой час без приказа капитана, — прозвучал решительный ответ.

— Конечно, но приказ уже отдан капитаном, и я передаю его вам. Я отправлюсь в своей шлюпке.

Но тут вахтенный заметил, что разговор их хорошо слышит некто, в ком он сразу узнал капитана, и немного помедлил, чтобы убедиться, что Уайлдер говорит правду.

Видя, что капитан не подает никакого знака, он указал Уайлдеру место, где находилась его шлюпка.

— Но моих людей в ней нет! — с удивлением воскликнул Уайлдер, уже собиравшийся спуститься по трапу, и сделал шаг назад.

— Негодяи убежали?

— Нет, сэр, они не убежали, и это вовсе не негодяи. Они на корабле, и их надо разыскать.

Офицер снова помедлил, чтобы увидеть, какое впечатление произведут эти слова на человека, который продолжал стоять у одной из мачт. Но, так как оттуда и теперь не было дано никакого знака, он понял, что надо повиноваться, сказал, что отыщет обоих матросов, и ушел к носовой части судна, оставив Уайлдера, как тот полагал, одного на шканцах. Впрочем, его заблуждение скоро рассеялось. Корсар спокойно подошел к нему и заговорил о своем корабле, чтобы отвлечь мысли нового помощника, который торопливым шагом