Наконец-то Бруно удалось открыть глаза своей второй сущности, но открывшееся взору его очень огорчило. Он не увидел чистых, электризующих светло-голубых глаз, которые знал и любил и которые знали и любили его самого. То были буркалы чудовища: распухшие, начавшие разлагаться, вылезшие из орбит. Белки были сплошь в красно-коричневых точках от лопнувших сосудов. Радужная оболочка замутилась и приобрела безобразный темный оттенок.

Но чем больше Бруно вглядывался в них, тем менее заметными казались произведенные смертью разрушения. Это все-таки были глаза его второй половины. Он старался смотреть не «на», а «в» них, в самую душу второго Бруно. Прежние чары не вернулись, потому что глаза не могли ответить тем же, и все- таки в нем зашевелились воспоминания об их прошлом единении – против всего света.

Воспоминания – вот и все, что у него осталось.

Он долго сидел на кровати, вглядываясь в глаза трупа.

Взревев, «Сессна» Джошуа Райнхарта взмыла в небо и взяла курс на север, в направлении Напы.

Хилари посмотрела вниз, на разбросанные по небу клочья облаков и безжизненно-серые осенние холмы под ними. Над головой было яркое голубое небо.

Первые десять минут полета Хилари, Тони и Джошуа молчали, погруженные каждый в свои невеселые думы – и страхи.

Джошуа первый нарушил молчание:

– Должно быть, второй близнец и есть таинственный двойник, которого мы ищем.

– Скорее всего, – ответил Тони.

– Выходит, Кэтрин удалось решить проблему, не умерщвляя второго ребенка.

– Очевидно.

– А я кого убила? – задала вопрос Хилари. – Бруно или его брата?

– Придется произвести эксгумацию трупа, – ответил Джошуа. – Может, тогда все станет ясно.

Самолет угодил в воздушную яму и начал резко падать вниз, но затем вновь набрал высоту.

Когда желудок Хилари встал на место, она предложила:

– Давайте все хорошенько обсудим и попытаемся сдвинуться с мертвой точки, а то жуем одну и ту же жвачку. Если Кэтрин не умертвила брата Бруно – ради поддержания версии о Мэри Гантер, – то что все-таки она с ним сделала? Где он пропадал все это время?

– На худой случай у нас есть гипотеза миссис Риты Янси, – Джошуа произнес это имя с такой интонацией, что стало ясно: его угнетает сама необходимость ссылаться на вышеупомянутую особу. – Возможно, Кэтрин и впрямь оставила запеленутого младенца на крыльце какой-нибудь церкви или сиротского приюта.

– Не знаю, – с сомнением пробормотала Хилари. – Чем-то она мне не по душе, эта версия, хотя я и не могу объяснить, чем именно. Она слишком… слишком тривиальна… или романтична. Черт. Все не те слова. Не могу выразить. Просто интуиция мне подсказывает, что Кэтрин должна была поступить иначе. Эта гипотеза слишком…

– Гладкая, – подсказал Тони. – Точно так же меня смущала история с Мэри Гантер. Подкинуть близнеца – самый простой и безобидный вариант, хотя и уязвимый с точки зрения морали. Но люди не всегда выбирают самый легкий и безопасный путь, особенно если находятся в стрессовом состоянии, как Кэтрин, когда она покинула публичный дом Риты Янси.

– Все же нельзя полностью отметать эту догадку, – предположил Джошуа.

– А я думаю, можно, – возразил Тони. – Потому что, если допустить, что брат Бруно был покинут и усыновлен другими людьми, придется ломать голову над тем, как они с Бруно встретились. Ребенок не был зарегистрирован – как мог Бруно напасть на его след? Только благодаря случайному совпадению. Но как тогда объяснить тот факт, что брат, выросший в другой семье, совершенно в иной среде, ничего не знавший о Кэтрин, питает к ней такую же неистребимую ненависть и так же трясется от страха?

– Да, это нелегко, – согласился Джошуа.

– Дальше. Каким образом у него развилась точно такая же параноидальная шизофрения, в мельчайших подробностях совпадающая с болезнью самого Бруно?

С минуту все трое молчали. Затем Джошуа произнес:

– Ваша взяла. У меня нет этому объяснений. Не могу понять, как у брата, выросшего вдали от Бруно, развился точно такой же психоз. Во всяком случае, гены тут ни при чем.

– К чему ты клонишь, Тони? – спросила Хилари. – Что близнецы не разлучались?

– Она привезла их с собой в Санта-Елену, – уверенно заявил он.

– Ну и где же скрывался второй близнец все эти годы? – недоверчиво спросил Джошуа. – Она запирала его в кладовке?

– Нет, – ответил Тони. – Возможно, вы много раз с ним встречались.

– Что? Я? Нет, никогда. Только с Бруно.

– А что, если… если они оба носили это имя? И по очереди появлялись на людях?

Джошуа оторвал взгляд от открытого участка неба перед собой и уставился на Тони.

– Вы хотите сказать, что они сорок лет играли в разновидность детской игры?

– Нет, не игры, – ответил Тони. – Во всяком случае, для них это была жестокая необходимость.

– Вы совсем сбили меня с толку, – признался Джошуа.

Хилари повернулась к Тони:

– Я сразу поняла, что у тебя возникла какая-то идея, когда ты начал выспрашивать миссис Янси насчет того, что близнецы родились в сорочке и как на это реагировала Кэтрин.

– Да, – подтвердил Тони. – То, как она ухватилась за эту идею насчет дьявола, в значительной мере подсказало мне разгадку.

– Ради бога, – нетерпеливо проговорил Джошуа, – перестаньте темнить. Расскажите все по порядку, чтобы мы с Хилари поняли, в чем дело.

– Прошу прощения. Я просто думал вслух. – Тони устроился поудобнее на своем сиденье. – Хорошо, слушайте. Только это займет много времени, потому что мне придется вернуться к самому началу. Чтобы понять то, что я скажу о Бруно, нужно хорошо представлять себе жизнь и внутренний мир Кэтрин. Согласно моей теории это семья, где господствовало сумасшествие, захватившее целых три поколения. Господствовало и постоянно набирало силу, подобно тому, как вклад в банке обрастает процентами. Начнем с Лео. Это в высшей степени авторитарный тип. Для нормального самочувствия ему требовалась власть над другими людьми. Это одна из причин, почему он преуспел в делах. Он умел всякий раз одерживать верх и никогда не уступал ни пяди. Многие агрессивные люди в интимной обстановке меняются. Они рады избавиться от ответственности и предпочитают, чтобы ими помыкали – хотя бы только в сексуальной сфере, разнообразия ради. Многие, но только не Лео. Он привык доминировать – всегда и во всем. Ему доставляло ни с чем не сравнимое наслаждение унижать и оскорблять женщин, принуждая их делать самые безобразные вещи. Это был настоящий садист – как мы знаем из рассказа миссис Янси.

– Между жестоким обращением с продажными женщинами и растлением собственной дочери – дистанция огромного размера, – буркнул Джошуа.

– Тем не менее он это сделал и продолжал делать на протяжении многих лет, – возразил Тони. – Он считал себя вправе издеваться над проститутками, которым платил, и над дочерью, которую и подавно считал своей собственностью. Кэтрин была в его глазах вещью, которая, если ею не пользоваться, теряла всякий смысл.

– Счастье, что я не знал этого типа, – сказал Джошуа. – Доведись мне хоть раз в жизни обменяться с ним рукопожатием, сейчас я чувствовал бы себя так, словно вывалялся в грязи…

– Ну вот, – продолжал Тони. – Я представляю себе Кэтрин – несчастное, запуганное дитя, вынужденное существовать в полной изоляции от внешнего мира, рядом с человеком, который способен решительно на все. Следует помнить, что Лео не просто издевался над ее телом. Его звериная потребность утверждать свою власть простиралась гораздо дальше секса: он требовал безоговорочного подчинения. Учинив над ней физическое насилие, не мог успокоиться до тех пор, пока не сломает ее духовно, эмоционально и, наконец, умственно. Явившись к миссис Янси, Кэтрин уже была ненормальной – в той же