— Но я не владею никакой собственностью под тем именем, которое они могут связать со мной. Даже если они доберутся до закрытых судебных протоколов и обнаружат, что я поменял имя, оставив в прошлом фамилию Акблом. Я владею ранчо с помощью оффшорной корпорации.
— Спенсер, в Агентстве работают умные и хитрые люди.
Спенсер посмотрел ей в глаза.
— Хорошо, я согласен, что они могут все узнать, но не за такое короткое время. Тогда тем более я должен съездить туда именно сегодня. У меня просто не будет подобного шанса после того, как мы отправимся в Денвер, а потом начнем наше путешествие неизвестно куда. Если я вообще когда-нибудь вернусь в Вэйль, они действительно смогут узнать, что я до сих пор владею ранчо. Значит, я никогда не смогу туда приехать и покончить со старым. Мы проезжаем мимо Вэйля по пути в Денвер. Нам будет нужно шоссе номер семьдесят.
— Я знаю, — сказала Элли дрожащим голосом.
Она вспомнила, что, когда они летели над Ютой, ей вдруг показалось, что он не переживет ночь, чтобы вместе с ней встретить утро.
Спенсер продолжил:
— Если вы не хотите ехать туда со мной, мы можем обо всем договориться. Но… но если даже я буду уверен, что Агентство никогда не узнает, кому принадлежит ранчо, мне все равно нужно туда съездить именно сегодня. Элли, если я не поеду туда сейчас, когда у меня есть смелость, чтобы сделать это, потом у меня уже может не хватить этой смелости. Мне потребовалось шестнадцать лет…
Элли сидела молча, уставившись на свои руки. Потом она встала и пошла к компьютеру. Он все еще был включен и подсоединен к модему. Элли села за компьютер.
Он пошел за Элли к столу.
— Что вы делаете?
— Какой адрес ранчо? — спросила она его.
Этот адрес, как часто бывает в сельской местности, не указывал номер дома на определенной улице. Спенсер объяснил ей это. Потом Элли попросила, чтобы он повторил адрес еще раз.
— Но что такое? Что вы собираетесь делать?
— Как называется оффшорная компания?
— «Венишмент интернешнл»[11].
— Вы шутите?
— Нет.
— И как же называется документ — «Венишмент интернешнл»? И она фигурирует в налоговых инспекциях именно под этим названием?
— Угу. — Спенсер придвинул стул и сел рядом с Элли. Рокки тоже подошел к ним. Он решил проверить, не осталось ли у них еще еды. — Элли, скажите мне, в чем дело?
— Я хочу прочитать записи о владении землей, — сказала она. — Потом попытаюсь получить карту местности, где расположено ваше ранчо. Мне понадобится его точное географическое расположение. Было бы неплохо, если бы мне удалось это сделать.
— И зачем вам все это нужно?
— Боже ты мой, если мы собираемся ехать туда, если мы собираемся так рисковать, тогда нам нужно как следует подготовиться и к возможной неприятной встрече. — Она больше говорила с собой, чем с ним. — Мы должны постараться застраховать себя от любых случайностей.
— О чем вы говорите?
— Слишком сложно. Потом, потом. Теперь мне нужна тишина!
Ее быстрые руки мелькали над клавиатурой. Спенсер смотрел на экран, когда Элли перешла от файлов Гранд-Джанкшена к компьютеру в суде Вэйля. Потом она начала снимать послойно все сведения в банке данных этого района.
Знаменитый и несчастный Стивен Акблом сидел рядом с Роем в лимузине. На нем были слегка великоватый костюм, который привезли с собой люди из Агентства, и пальто, такое же, как у трех агентов. И еще он был в наручниках и кандалах.
Художнику исполнилось уже пятьдесят три года, но казалось, что он почти не постарел с тех пор, когда его имя и фотографии мелькали на первых полосах газет. Тогда короли сенсации называли его «Вампиром из Вэйля», «Сумасшедшим с гор» и «Ненормальным Микеланджело». Его волосы оставались густыми, блестящими и черными, лишь на висках появилась седина.
Красивое лицо было гладким и моложавым, без морщин на лбу. От крыльев носа спускались две бороздки, проложенные улыбкой, и в уголках глаз появились «гусиные лапки», но Акблома это не старило. Совсем наоборот — создавалось впечатление, что хотя в своей жизни он не избежал страданий, но гораздо больше в ней было удовольствий.
Самым привлекательным в Акбломе были его глаза. Они обращали на себя внимание и на фотографии, которую Рой нашел в доме Спенсера в Малибу, и на других фотографиях, появлявшихся в газетах и журналах шестнадцать лет назад. Сейчас у него исчезло то выражение надменности, которое Рой смог разглядеть на старой темной фотографии. Может, он просто его придумал. Теперь на лице Акблома читалась спокойная уверенность. И полностью отсутствовала угроза, которую всегда можно разглядеть на фотографии любого человека, о котором вы знаете, что он преступник.
Взгляд Стивена Акблома был прямым и приятным. В нем не содержалось угрозы.
Рой был поражен, и поражен приятно, когда прочитал в глазах Акблома выражение покоя и нежности мягкости и симпатии. Исходя из этого, Рой сделал вывод, что Стивен Акблом был человеком мудрым и хорошо понимал, чего можно ждать от человечества.
Даже в неосвещенном лимузине, в окна которого отбрасывали слабый свет мелькавшие мимо уличные фонари, Акблом все равно был заметен. Было видно, что он сильная личность. Но ни в коем случае не такая, как пыталась представить падкая на сенсации пресса. Он сидел очень спокойно, но его молчание говорило больше, чем развернутые речи заранее подготовившихся ораторов.
Чувствовалось, что он многое замечает и держится настороже. Он сидел почти не двигаясь. Иногда подкреплял свои слова жестом, и его руки в наручниках двигались так плавно, что цепь почти не издавала никакого звука. Его поза была расслабленной, не напряженной, но и не вялой, в ней чувствовалась сила. Этого было нельзя не заметить. Жизненные силы переполняли его, а мозг, казалось, был подобен машине, способной двигать миры и изменять космос.
За свои тридцать два года Рой Миро встретил только двух людей, чье физическое присутствие почти сразу вызвало влюбленность. Первой была Ева Мари Джаммер, второй — Стивен Акблом. Он их встретил в одно и то же время. В этом удивительном феврале судьба стала его компаньоном и его прикрытием. Он сидел рядом со Стивеном Акбломом и старался не проявлять своего восхищения. Ему очень хотелось, чтобы Стивен Акблом понял, что он — Рой Миро, был личностью, обладавшей глубокой интуицией и много чего добившейся в жизни.
Ринк и Фордайс (Олмейер и Таркентон прекратили свое существование, как только они покинули офис доктора Пальма) ничем не проявляли свою симпатию к художнику. Но Рой был им очарован. Парни не обращали ни малейшего внимания на высказывания Акблома. Фордайс постоянно прикрывал глаза, будто в глубокой задумчивости. Ринк глазел в окно, хотя он ничего не мог рассмотреть в ночи через затемненное стекло.
Когда время от времени жест Акблома вызывал звон наручников или было слышно позвякивание кандалов, Фордайс быстро раскрывал глаза, похожие на невидящие бессмысленные глаза куклы. А Ринк резко переводил взгляд от темного окна на художника. В остальное время они не обращали на него никакого внимания.
К сожалению, Ринк и Фордайс, видимо, уже составили свое мнение об Акбломе. Оно скорее всего основывалось на сведениях, почерпнутых из средств массовой информации. Они были не в состоянии иметь свое собственное мнение, делать свои выводы и заключения. Конечно, Роя это не удивляло.
Ринк и Фордайс были людьми действия, им чужды были любые размышления.
Конечно, Агентству нужны подобные люди, хотя у них отсутствовало чувство перспективы. Они жалкие, весьма ограниченные личности. Когда они покинут этот мир, он немного приблизится к
