бы он не оказался католиком. Она не хотела, чтобы Майк брал частные уроки у католика.
— Нужно соблюдать осторожность, — заявила старуха. — Я всегда старалась соблюдать осторожность, когда дело касалось Майка. Это ты уделял ему недостаточно внимания. Может быть, если бы оба бдели, он бы не свихнулся.
— И последнее, — сказал Чейз. — Правда, это может вас расстроить. Если вы не захотите отвечать, так и скажите.
Анна Карнс покосилась на голые ноги Гленды, нахмурилась, перевела взгляд на Чейза. Гарри смотрел через плечо Чейза, словно манекен со стеклянными глазами.
— Похороны состоялись в четверг. Вы, случайно, не заметили, — спросил Чейз, — во время церемонии незнакомых людей?
— Там было много народу, — сказала Анна.
— В основном его приятели, — добавил Гарри. Старуха продолжила:
— Мы почти не знали его друзей. Пару раз он приводил на вечер или на ночь каких-то подвыпивших мальчишек. Но я не велела ему делать этого впредь, если они не знают меры и не умеют вести себя как взрослые. И конечно, на похороны пришли девушки, с которыми он... был знаком, девушки из школы и из колледжа.
Чейз повторил им описание Судьи со слов Брауна.
— Такого человека там не было?
— Не помню, — вздохнула Анна. — Пришло много народу.
— А вы, мистер Карнс?
— Тоже не припомню.
Старик плакал. Слезы еще не скатились по щекам, а только собирались в уголках глаз большими каплями.
Жена увидела его состояние и примирительно сказала:
— Я, наверное, слишком строга к мальчику. Он ведь Не был таким уж пропащим. Нельзя обвинять ребенка в его недостатках, ведь правда? Все дело в родителях, в нас. Если у Майка были какие-то плохие черты, если он не был идеальным, то лишь потому, что мы сами не идеальны. Нельзя же воспитать праведного ребенка, если сам грешишь. Так что мы сами виноваты. Правда, папа?
— Да, — согласился он. — Мы сами грешили, и нельзя обвинять мальчика.
Чейзу стало слишком тошно, чтобы дольше оставаться там. Он резко поднялся и взял Гленду за руку.
— Спасибо, что уделили нам время, и извините за беспокойство, — сказал он. — Извините, что напомнил вам все это.
— Ничего, — произнесла мать Майка. — Мы рады помочь.
Гленда в первый раз подала голос. Она взяла со столика вечернюю газету и спросила:
— Это сегодняшняя газета?
— Да, — ответила Анна.
— Если вы прочитали ее, нельзя ли мне взять? Я сегодня не сумела купить газету.
— Пожалуйста, — сказала Анна, провожая их по коридору к двери. — Там все равно ничего интересного.
— Вы служили в армии, — сказал им вслед Гарри Карнс. Он повернулся вполоборота в своем кресле и смотрел на расстегнутый воротник Чейза.
— Да, — ответил Чейз.
— Думаю, именно это и нужно было Майку. Если бы мы убедили его отслужить в армии, а потом уж пойти в колледж, может быть, все сложилось по-другому. Там его привели бы в чувство, научили уму- разуму. Возможно, ему не помешало бы год-другой побыть там, где вы.
— Меньше всего на свете, — резко возразил Чейз.
— Может быть, вы правы, а может быть, и нет.
— Уж поверьте мне, — сказал Чейз: теперь он окончательно перестал сочувствовать старику, разозлившись из-за легкости, с которой тот готов был послать своего сына в самое пекло. В дверях миссис Карнс снова поблагодарила его и сказала, что рада была познакомиться с Глендой. А затем спросила:
— Милая, а вам не холодно в этом вашем платьице?
— Вовсе нет, — ответила Гленда. — Сейчас ведь лето.
— Да, но все-таки...
— К тому же, — перебила Гленда, — я нудистка. Если бы закон позволял, предпочла ходить совсем без платья.
— Ну, до свидания, — произнесла Анна Карнс. Она деланно улыбнулась и закрыла дверь.
— Ты кажешься такой мягкой, нежной и милой — пока не выпускаешь ядовитые коготки, — сказал Чейз. — С тобой не соскучишься.
Гленда взяла его под руку, и они пошли к машине.
— Черт бы их побрал, меня от этой пары чуть не стошнило. Им совсем не жалко своего сына — только себя. Если бы он отправился воевать и его убили, они бы наверняка лопнули от гордости.
— Вот именно, — согласился Чейз. — Я с такими уже встречался.
Он усадил Гленду в машину, обошел вокруг и сел за руль.
— Посмотри, это тебя заинтересует, — сказала она, развертывая газету, которую взяла на кофейном столике у Карнсов.
— Да, кстати, зачем она тебе понадобилась? Гленда прочитала вслух заголовок:
— “Хозяин таверны застрелен”.
— Ну и что?
— Это Эрик Бренц, — объяснила она. — На первой полосе его фотография. — Девушка протянула Чейзу газету.
Он принялся читать при свете уличного фонаря.
— Расскажи, что там, — попросила Гленда.
— В него выстрелили пять раз. Дважды в голову и трижды в грудь, причем с близкого расстояния.
— Боже мой, — воскликнула она, дрожа всем телом, и машинально потянулась за сигаретой, которую зажгла, но курить не стала.
— Сегодня в десять минут первого его обнаружила сестра.
— Это последний, вечерний выпуск, — заметила Гленда. — Он недавно вышел, и, наверное, там только короткая информация.
— Так и есть. Почти ничего не сказано, только как его нашли и где он жил — в городской квартире на Галасио, там прежде были поля для гольфа.
— Я знаю этот район. Дома там стоят впритык друг к другу. И никто ничего не слышал?
— Нет.
— А улики?
— О них ни слова, — сказал он.
— Что ты об этом думаешь, Бен?
— Это Судья, — сказал Чейз, абсолютно уверенный в этом, хотя подобный вывод его мало радовал.
— Ты не можешь так безапелляционно утверждать.
— И все-таки это он. Выходя в субботу днем из таверны, я был уверен, что Бренц знает человека, которого я описал, но мне так ничего и не удалось из него выудить. Он, наверное, пытался дозвониться Судье в субботу, когда тот караулил возле твоего дома. Но, похоже, не смог связаться с ним по меньшей мере до воскресенья, возможно даже, до воскресного вечера. Он, вероятно, попросил Судью зайти к нему сегодня утром и, видимо, намекнул о причине. У него было вполне достаточно времени сообразить, кто я такой, и он соединил все обрывки информации воедино. Может быть, он собрался шантажировать Судью. Судя по виду Бренца, это явно не противоречит его принципам.
Гленда загасила сигарету в пепельнице:
— Все, не выношу больше даже запаха.