— А они скажут, что его недостаточно или что я его выдумал. — Он поставил стакан на кофейный столик. — Нет, я не допущу, чтобы со мной снова так обращались. Уж если я приду к ним, то пусть они подавятся своим... своими шляпами.
Гленда засмеялась и подобрала под себя ноги:
— Шляпами, да? Он улыбнулся:
— Послушай, мы ничего не можем сделать, пока не поговорим с теми ребятами, а их наверняка еще нет дома. Давай немного отвлечемся и поговорим на другие темы. Я, например, даже не знаю, какие книжки ты читаешь, какую музыку любишь, нравится ли тебе ходить на танцы...
— Ох, братец, — вздохнула девушка, — рискуешь соскучиться.
Но шли часы за часами, а он и не думал скучать, потому что ее суждения отличались свежестью. Общение с ней поднимало его дух, заставляло отступить все проблемы. Время от времени они целовались, он обнимал ее за плечи, не более того. Между ними словно существовало молчаливое соглашение избегать даже намека на более тесный контакт, пока дело не прояснится и Судья не будет обнаружен.
Через сорок пять минут зазвонил телефон.
— К черту этих твоих бывших ухажеров! — заявил Чейз.
— Скорее всего, это мама, — парировала она. Гленда подошла к телефону, взяла трубку.
— Алло... Да? — Она немного помолчала. — Мне это не нравится. — Снова молчание. — А теперь послушайте меня... — Она остановилась посреди фразы, посмотрела на трубку и положила ее на рычаг.
— Ну что, не мама? — поддразнил Чейз.
— Нет, — сказала она. — Это Судья. Он сообщил мне, что убьет сначала меня, потом тебя и в довершение ко всему Луизу Элленби. Он поздравил меня с тем, что ты нашел и обезвредил гранату, и, по его словам, в следующий раз сделать это будет не так просто. А напоследок пожелал мне приятно провести вечер.
Глава 11
Норман Бойтс, друг Майкла Карнса, имя которого стояло первым в списке Луизы Элленби, оказался дома, когда вскоре после полуночи Чейз позвонил ему. Правда, он дважды сказал о своем намерении отправиться спать и желания помочь у него было еще меньше, чем у Джерри Тейлора. Но было совершенно не важно, хочет он помочь или нет, потому что самое главное он сказал: Майк никогда не говорил, будто к нему пристает гомосексуалист или что некий тип преследует его.
Последний мальчик, Мартин Кейбл, уже спал. Его мать отказалась подзывать сына:
— Поймите, летом он работает шесть дней в неделю и ему нужен отдых.
— Я отниму у него всего пять минут, — пообещал Чейз.
— Он уже спит. Я не стану его будить.
— А вы не скажете, где он работает? — спросил Чейз.
— Это вы сегодня звонили? — спросила она.
— Да.
Она немного помолчала и сказала:
— Мартин с восьми часов утра работает в бассейне гостиницы “Губернаторская” спасателем.
— Спасибо, — произнес Чейз в пустоту, потому что женщина уже повесила трубку.
— Что, не удалось? — спросила Гленда.
— С парнем придется встретиться утром. Она зевнула:
— Тогда спать. После визита моей мамы и веселенькой сценки с гранатой у меня глаза слипаются.
В постели они немного подержали друг друга в объятиях, но оба знали: ночь для того, чтобы спать, — и только. Это была первая ночь за много месяцев, когда Чейзу ничего не снилось.
В половине девятого в гостиничном бассейне они застали двоих молодых людей: один из них чистил металлическую ограду возле кромки воды, другой мыл белый трамплин для ныряния — до открытия в десять оставалось не так много времени. С нескрываемым интересом парни посмотрели на Гленду, и Чейз подумал, что они явно плохо воспитаны. Но когда один из них восхищенно присвистнул, Гленда улыбнулась, принимая как лесть то, что его мать сочла бы грубостью. Это было еще одно различие между ними, из-за которого Чейз чувствовал себя старым и усталым.
Чейз подошел к парню, надраивавшему лесенку у мелкого края бассейна:
— Мартин Кейбл?
— Вон Марти, — сказал тот, указывая на юношу на трамплине.
Мартин Кейбл выглядел худым, но мускулистым — бицепсы четко вырисовывались, даже когда он не напрягал рук, — и казался более жестким и жилистым, чем штангист. Черная шевелюра закрывала уши и затылок, но борода еще не росла. Когда они подошли, парень уселся на трамплине, слегка возвышаясь над ними.
— Мартин Кейбл? — спросил Чейз.
— Да. — Он не напускал на себя скучающего вида, как Джерри Тейлор, и, в отличие от Нормана Бейтса, проявил дружелюбие. Солнце, отражаясь в воде, бросало призрачные мерцающие блики на его лицо и грудь.
— Насколько мне известно, ты дружил с Майклом Карнсом.
— Ага.
— Хотел бы задать тебе несколько вопросов, если найдется пара минут.
Парнишка стрельнул глазами на Гленду, остановил взгляд на ее стройных лодыжках, потом снова оглядел ее с ног до головы. Наслаждаясь зрелищем, он щедро разрешил:
— Ага, валяйте, спрашивайте.
— Ты хорошо знал Майка?
— Мы были близкими друзьями, даже устраивали свидания с девушками в одной машине.
— Вместе учились в школе?
— Ага. Вместе окончили в прошлом июне.
— Майк был неравнодушен к девушкам? — поинтересовался Чейз.
— Еще как! — ответил парень. — Господи!
— Как я слышал, помимо Луизы Элленби, у него имелось еще несколько девушек на примете.
— Не только на примете, — разоткровенничался Мартин. — Он спал со всеми. Никак не мог насытиться, наверно, потому, что это было для него все еще в новинку.
— В новинку? — переспросил Чейз. Он чувствовал, что за этими словами кроется то, что их интересует, но не был уверен.
— В первый раз он переспал с девчонкой еще в средней школе, в последний день учебы. За одну ночь он превратился из застенчивого подростка, у которого был один спорт на уме, в... в общем, в кобеля. Вы понимаете, наверное, встречали таких людей?
— Да, — подтвердил Чейз.
— Мы даже советовали ему поумерить свой пыл, дабы не истощить себя преждевременно.
Поскольку вопрос о мужской потенции Майкла Карнса они уже выяснили, похоже, наступил подходящий момент спросить о главном, но только так, чтобы парень не замкнулся:
— А он никогда не говорил тебе, что к нему... пристает мужчина?
— Голубой?
— Ну да.
Он снова взглянул на Гленду, потом на Чейза, раздумывая, и сказал:
— А вы не представились. Чейз представил себя и Гленду.
— Чем же объясняется столь пристальный интерес к Майку?
— Мне кажется, — стал объяснять Чейз, — полиция ничего не делает. Вы же знаете, я связан с этим делом и мне совершенно не улыбается мысль о том, что на свободе бегает псих, который здорово на меня зол.