Еще один признак нарастающего слабоумия.

Слишком давно Джой не пил.

По прибытии в Ашервиль с ним определенно что-то произошло. Он не находил себе места, терял связь с окружающим миром. Джой вышел на кухню. Выключил за собой свет.

Собранный чемодан стоял в гостиной. Джой вынес его на крыльцо, запер дверь, положил ключ под коврик, откуда и достал его менее чем двадцать четыре часа назад.

Кто-то зарычал у него за спиной. Обернувшись, он увидел черную, мокрую от дождя дворняжку, сидевшую на нижней ступеньке. Глаза собаки горели яростным желтым огнем, как уголь с большим содержанием серы, дворняга злобно скалила зубы.

– Уходи, – мягко, без угрозы сказал Джой.

Собака зарычала вновь, наклонила голову, напряглась, словно готовясь прыгнуть.

– Тебе здесь не место. Как, впрочем, и мне, – Джой не выказывал страха.

Дворняжка стушевалась, задрожала, вывалила розовый язык и, наконец, ретировалась.

С чемоданом в руке Джой подошел к лестнице, проводил собаку взглядом. Она растворилась в дожде, как мираж. Обогнув угол дома, исчезла, и теперь Джою не составило бы труда убедить себя, что это очередная галлюцинация.

Адвокатская контора располагалась на втором этаже кирпичного здания на Главной улице, над таверной 'Старый город'. По случаю воскресенья таверна не работала, но рекламные надписи в витринах горели достаточно ярко, чтобы окрашивать струи дождя, текущие по стеклу, в зеленый и синий цвет.

Генри Кадинска занимал две комнаты, двери которых выходили в тускло освещенный коридор. Здесь же находились кабинет дантиста и фирма по торговле недвижимостью. Джоя ждали.

Он переступил порог маленькой приемной и поздоровался.

Из-за приоткрытой двери в кабинет донеслось: 'Пожалуйста, заходи, Джой'.

Вторая комната размерами чуть превосходила первую. Полки с книгами по юриспруденции занимали две стены. Еще на одной висели дипломы хозяина кабинета. Окна закрывали деревянные жалюзи, каких не производили уже лет пятьдесят. Сквозь горизонтальные щели в кабинет заглядывал дождливый день.

Два одинаковых стола из красного дерева стояли в противоположных углах. Когда-то Генри Кадинска делил кабинет со своим отцом Львом, который был единственным городским адвокатом, пока к нему не присоединился Генри. Лев умер, когда Джой учился в средней школе. Не использующийся по назначению, но сверкающий полировкой стол Льва Кадинска оставался в кабинете как памятник.

Положив трубку на большую хрустальную пепельницу, Генри поднялся из-за стола, пересек кабинет, пожал руку Джоя.

– Я видел тебя в церкви, но не хотел мешать.

– Я не заметил... никого.

– Как ты?

– Нормально. Я в порядке.

Они постояли в неловком молчании, не зная, что сказать. Потом Джой сел в одно из двух кресел перед столом.

Кадинска вернулся за стол, взял трубку. Лет пятидесяти пяти, невысокий, тощий, с торчащим кадыком. Голова его казалась великоватой для такого хрупкого тела, и ощущение это еще усиливали огромные залысины.

– Ты нашел ключ от дома, где я тебе и сказал?

Джой кивнул.

– Город сильно не изменился, не так ли? – спросил Генри Кадинска.

– Меньше, чем я ожидал. Вообще не изменился.

– Большую часть жизни у твоего отца не было денег, а когда, наконец, появились, он не знал, как их потратить. – Генри поднес спичку к трубке, глубоко затянулся. – Пи-Джи страшно злился из-за того, что Дэн практически не расходовал деньги, которые тот присылал.

Джой заерзал.

– Мистер Кадинска... я не понимаю, почему я здесь? Зачем я вам потребовался?

– Пи-Джи до сих пор не знает о смерти отца?

– Я оставил сообщение на автоответчике в его нью-йоркской квартире. Но он там практически не живет. Каждый год проводит от силы месяц.

Генри выдохнул дым. По кабинету поплыл густой запах табака, ароматизированного вишней.

Несмотря на дипломы и полки с книгами, комната не смотрелась кабинетом адвоката. Здесь царил какой-то особый уют. Профессия стала для Генри Кадинска таким же неотъемлемым атрибутом жизни, как халат и шлепанцы.

– Иногда он не набирает свой номер несколько дней, бывает, даже две надели.

– Странный образ жизни... все время в дороге. Но, полагаю, ему это нравится.

– Не то слово.