– ...многие из них живут в постоянном ужасе...
– ...отец лжи, такая нечеловеческая ярость...
– даже когда они пребывают в своих фантазиях, как он, они живут в страхе...
– ...не отпускает его целую вечность, – глаза у девушки остекленели. – Он никогда не сдается, никогда не сдастся, ему нечего терять, ярость и ненависть переполняют его с момента Падения.
Джой посмотрел на разлитую воду, на которой поскользнулся Пи-Джи. В церкви становилось все жарче, но пар над лужей больше не поднимался. И потом, не об этом падении она говорила.
– О ком ты говоришь, Селеста? – спросил он после короткой паузы.
Она вроде бы прислушивалась к голосам, которые, кроме нее, никто не слышал.
– Он идет, – голос ее дрожал.
– Ты говоришь не о Пи-Джи, не так ли?
– Он идет.
– Кто? Что?
– Компаньон.
– Иуда? Иуды нет. Это фантазия, бред.
– Тот, кто стоит за Иудой.
– Селеста, будь серьезной, никакой дьявол в Пи-Джи не вселялся.
Напуганная его стремлением руководствоваться исключительно здравым смыслом, точно так же, как чуть раньше его пугал ее внезапный уход в мистику, Селеста схватила Джоя за лацканы куртки.
– Джой, время на исходе. Его осталось совсем ничего на то, чтобы обрести веру...
– Я верю...
– Не в то, что важно.
Она отпустила его куртку, перепрыгнула через балюстраду в нишу для хора.
– Селеста!
– Давай потрогаем пол, Джой, – крикнула она, бросившись к калитке алтарной преграды. – Потрогаем там, где разлилась вода, посмотрим, достаточно ли он горячий, чтобы превратить воду в пар. Поторопись!
В страхе за нее Джой тоже перемахнул через балюстраду.
– Подожди!
Селеста уже открывала калитку ограждения.
В барабанную дробь дождя по крыше ворвался новый звук. Не из-под земли. Снаружи.
Девушка бежала по центральному проходу.
Джой посмотрел на окна слева. На окна справа. С обеих сторон церковь окружала тьма.
– Селеста! – закричал Джой распахивая калитку. – Покажи мне свои руки!
Их разделяла половина центрального прохода. Девушка повернулась. Ее лицо покрывал пот. Как фарфоровая глазурь. Поблескивающая в свете свечей. Лицо святой. Мученицы.
Рев усиливался. Двигатель. Двигатель автомобиля, набирающего скорость.
– Твои руки! – в отчаянии выкрикнул Джой.
Она подняла руки. На хрупких ладонях зияли отвратительные раны. Черные дыры, пульсирующие кровью.
С запада, разбивая окна, руша штукатурку, стойки каркаса, крестовины, деревянные панели, в церковь вломился 'Мустанг'. Надсадно загудел клаксон, полопались передние колеса, наехав на острые, как гвозди, щепки, но автомобиль продолжал двигаться вперед, врубаясь в ряды скамей. Казалось, ничто не может его остановить. Скамьи отрывало от пола, они поднимались на дыбы, валились, сиденья, спинки, скамеечки для колен трескались, ломались, падали друг на друга, превращались в баррикаду, и все-таки 'Мустанг', ревя двигателем, уже не на колесах – на дисках продолжал движение, круша все перед собой.
Джой повалился на пол центрального прохода, закрыл голову руками, уверенный, что умрет под этим деревянным цунами. Не сомневался он в том, что умрет и Селеста, то ли сейчас, раздавленная если не 'Мустангом', то обломками, то ли позже, распятая Пи-Джи. Джой подвел ее, подвел себя. Он знал, что за ураганом разбитого стекла, за смерчем штукатурки, за лавиной дерева последует кровавый дождь. Потому что, несмотря на рев двигателя 'Мустанга', несмотря на надсадный вой клаксона, несмотря на опасный треск проседающих потолочных балок, Джой услышал звук, отличный от остальных, и сразу понял, что он означает: бронзовое распятие свалилось с гвоздя и упало на пол.
Глава 17
Холодный ветер гулял по церкви, обнюхивая руины, будто свора собак.
Джой лежал лицом вниз, под грудой разбитых скамей и стенных стоек и, хотя не испытывал боли, боялся, что у него переломаны ноги. Но, когда решился двинуться, с облегчением обнаружил, что травм и повреждений нет и он не пригвожден к полу.
Джою пришлось выползать из горы мусора, словно хорьку, выискивающему крысу в глубинах лесного завала.
