– Например?

– Маленькие девочки в Нью-Джерси вдруг начинают вспыхивать, как факелы.

– Только не надо делать из меня дурака.

– Я серьезно, – а Бруно и вправду выглядел серьезным. – Эффекты непредсказуемы и зачастую очень странные. Вселенная – загадочное место, знаешь ли.

– Я не заметил. Так мы договорились насчет двух тысяч баксов?

– Ты отлично владеешь оружием. Хорошо. Договорились.

Он очень уж легко согласился.

– Пусть будет три тысячи.

Он улыбнулся.

– Как скажешь.

Я сообразил, что деньги для него ничего не значат, во всяком случае, деньги этой реальности. Я мог бы запросить любую сумму. Но вновь повышать ставку уже не стал. Из принципиальных соображений.

– Авансом.

– У тебя есть деньги? – спросил он. – Я должен посмотреть, какие здесь купюры.

– Я вытащил из бумажника две сотни баксов, бросил на кофейный столик, который стоял перед ним.

Он разложил полтинники и двадцатки по столу, достал из кармана некий предмет, напоминающий плоский фотоаппарат. 'Сфотографировал' купюры, а мгновением позже из боковой щели вылезли дубликаты. Он протянул их мне, дожидаясь моей реакции.

Купюры ничем не отличались от настоящих.

– Но это подделки, – пожаловался я.

– Конечно. Но с ними тебя никто не поймает. Фальшивомонетчиков ловят, потому что они делают пару тысяч копий с одинаковыми серийными номерами. У тебя будет только по две купюры с каждым номером. Если у тебя еще есть наличные, я их скопирую.

Я выудил загашник, который лежал в тайнике под кухонным шкафом. И через несколько минут получил три тысячи баксов. Убрав все деньги в тайник, за исключением двух сотен, которые вернулись в бумажник, я сказал:

– А теперь пошли за Стоуном.

Сумерки и начавшийся снегопад застали нас в узком проулке в двух милях от моей квартиры. Мы все ближе подбирались к Стоуну.

Бруно то и дело сверялся с серебристым кружком, который служил не только удостоверением личности. Интерреальностный коп одобрительно буркнул, увидев, что кружок стал светло-оранжевым. Объяснил, что прибор реагирует на индивидуальный биоэнергетический сигнал, излучаемый Стоуном, и меняет цвета по мере приближения к беглецу.

– Классная штучка, – заметил я.

– Ее изобрел Спилберг.

Оранжевый цвет все набирал яркость.

– Нагоняем, – удовлетворенно констатировал Бруно. Огляделся. – Давай обследуем этот проулок.

– Не лучшая часть города.

– Опасная?

– Возможно, но не для семифутового медведя с таким напарником, как я.

– Хорошо. – Чуть пригнувшись и наклонив голову, Бруно двинулся в указанном направлении. Я последовал за ним, отворачиваясь от резкого ветра и колючего снега.

Проулок вывел нас на улицу, по обеим сторонам которой тянулись автостоянки, производственные корпуса, склады. Один из складов определенно предназначили к сносу. От него остались стены из шлакоблоков да наполовину провалившаяся крыша. В окнах, темнеющих высоко над тротуаром, стекла давно повыбивали.

Бруно сверился с кружком, посмотрел на склад.

– Здесь, – кружок светился красным.

Мы пересекли мостовую, оставляя черные следы на белом снежном покрывале. С улицы в склад вели два входа: дверь для людей и ворота для грузовиков. Конечно же, закрытые.

– Я могу его вышибить, – я указал на дверной замок.

– Стоун наверху, – Бруно вновь сверился с кружком. – Давай попробуем дверь второго этажа.

Мы поднялись по пожарной лестнице, крепко держась за чертовски холодные железные поручни, потому что ступени обледенели. Дверь на втором этаже выломали, и она висела на одной петле.

Мы вошли, остановились в темноте, прислушались.

Я включил фонарик, когда понял, что Бруно, в отличие от меня, видит в темноте так же хорошо, как и