причина.
Барти отвернулся от неё, оглядел кухню.
— Ага. Зигзаги у меня в глазах.
Агнес вспомнились нимбы и радуги, от которых вдруг повеяло чем-то зловещим.
Она опустилась перед мальчиком на одно колено, положила руки ему на плечи.
— Дай-ка мне взглянуть. Он прищурился.
— Раскрой глаза пошире. Он раскрыл.
Те же сапфиры и изумруды, окружённые белоснежными белками, с чёрными зрачками посередине. Прекрасные своей загадочностью глаза, по её разумению, такие же, как прежде.
Она могла списать эти зигзаги на перенапряжение глаз: слишком уж много Барти прочитал за последние дни. Она могла закапать ему в глаза капли, могла попросить отложить книгу и поиграть во дворе. Могла напомнить себе, что не относится к тем матерям, которые каждый чих ребёнка принимают за пневмонию, а за каждой головной болью подозревают опухоль мозга.
Вместо этого, стараясь не показать Барти своей озабоченности, она велела ему взять из стенного шкафа пиджак, надела жакет и, оставив недоделанные пироги на столе, повезла его к врачу, потому что жила только ради него, потому что он был её радостью и надеждой, единственной ниточкой, связывающей с погибшим мужем.
Доктору Джошуа Нанну только исполнилось сорок восемь, но Агнес он показался стариком, когда она появилась у него в первый раз, более десяти лет тому назад, после смерти отца. Его волосы поседели ещё до того, как он разменял четвёртый десяток. Каждую свободную минутку он или собственноручно драил, красил, полировал, чинил свою двадцатифутовую яхту, «Лодка Гиппократа», или бороздил на ней воды Брайт-Бэй: ловил рыбу с таким азартом, словно от величины улова зависело спасение души. От ветра, солёного воздуха и солнца его кожа продубилась, лицо загорело дочерна, а в уголках глаз собрались морщинки, свойственные более пожилым людям. С тем же усердием Джошуа заботился о сохранении круглого животика и второго подбородка, а с учётом очков в тонкой металлической оправе, галстука- бабочки, подтяжек и нашлёпок на локтях пиджака он, похоже, сознательно создавал образ, внушающий пациенту максимум доверия. Той же цели служил и тщательно подбираемый гардероб.
Как обычно, с Барти у него сразу установился тесный контакт, разве что на этот раз Джошуа чуть больше шутил, то и дело вызывая у мальчика смех или улыбку, когда тот читал буквы таблицы Снеллена, предназначенной для определения остроты зрения. Потом он потушил свет в смотровой комнате, чтобы исследовать глаза на офтальмометре[54] и офтальмоскопе[55].
Агнес, устроившейся на стуле в углу, показалось, что на это достаточно быстрое исследование у Джошуа ушло очень уж много времени. Так что тревога, не отпускавшая её ни на секунду, только усилилась.
Закончив, Джошуа извинился и прошёл в свой кабинет, оставив их в смотровой комнате. Вернувшись через пять минут, отправил Барти в приёмную, где у регистратора всегда была наготове коробка с лимонными и апельсиновыми дольками.
— На некоторых выдавлена первая буква твоего имени, Бартоломью.
Искажения поля зрения, мешающие читать, в остальном не причиняли Барти никаких беспокойств. Так что дорогу в приёмную он нашёл без труда.
Как только за ним закрылась дверь, врач повернулся к Агнес.
— Я хочу, чтобы вы показали Барти специалисту в Ньюпорт-Бич. Франклину Чену. Он — прекрасный офтальмолог и офтальмологический хирург. В нашем городе с ним никто не сравнится.
Агнес сцепила пальцы с такой силой, что заболели мышцы предплечий.
— А в чём дело?
— Я не офтальмолог.
— Но вы что-то заподозрили.
— Я не хочу тревожить вас понапрасну…
— Пожалуйста, подготовьте меня. Джошуа кивнул.
— Пересядьте сюда.
Она села за столик, Джошуа опустился напротив. Прежде чем Агнес успела вновь переплести пальцы, взял её руки в свои, загорелые, мозолистые.
— В правом зрачке Барти есть белое пятнышко… которое, я думаю, указывает на появление новообразования. Искажения зрения остаются, даже когда он закрывает правый глаз. Это означает, что с левым тоже что-то не так, хотя я не нашёл в нём никаких отклонений от нормы. У доктора Чена завтрашний день полностью расписан, но он сделал мне одолжение, согласился принять Барти утром, до первого пациента. Так что выехать вам придётся рано.
Ньюпорт-Бич находился в часе езды к северу от Брайт-Бич.
— И приготовьтесь к тому, что день будет долгим. Я практически уверен, что доктор Чен направит вас на консультацию к онкологу.
— Рак, — прошептала Агнес и тут же мысленно отругала себя за то, что произнесла это страшное слово вслух и тем самым дала опухоли право на существование.
— Мы этого ещё не знаем, — покачал головой Джошуа. Но она знала.
Барти, весёлый, как всегда, нисколько не волновался из-за проблем со зрением. Он ожидал, что всё пройдёт само собой, как насморк при простуде.
Куда больше его занимала «Красная планета», очень хотелось знать, что произошло после 103-й страницы. Когда они поехали к врачу, он взял книгу с собой, а на обратном пути, в машине, то и дело открывал её, пытаясь читать, обходя «извилистые» места.
— Джим, Френк и Уиллис попали в беду.
Агнес приготовила ему вкусный обед: хот-доги с сыром, картофельные чипсы. Рутбир[56] вместо молока.
Она не собиралась откровенничать с Барти, говорить ему правду, которой добивалась от Джошуа Нанна, частично потому, что известие очень уж потрясло её.
Но и привычная лёгкость разговора ей не давалась. Она чувствовала напряжённость в собственном голосе и понимала, что рано или поздно мальчик догадается: что-то не так.
Она боялась, что её страх окажется заразительным и, поддавшись ему, Барти не сможет в полную силу бороться с той гадостью, что завелась в его правом глазу.
Спас её Роберт Хайнлайн. Пока Барти ел, она читала ему «Красную планету», начав со страницы 104. Ранее он поделился с Агнес самыми важными подробностями, так что она достаточно хорошо знала содержание предыдущих глав. И с головой ушла в роман, чтобы забыть свои тревоги.
Потом, бок о бок, они уселись в его комнате, с тарелкой шоколадных пирожных. И на весь вечер перенеслись с Земли в мир приключений, где дружба, верность, смелость и честь могли справиться с любой бедой.
После того как Агнес дочитала последние слова на последней странице, Барти, переполненный впечатлениями, принялся фантазировать о том, что ещё могло бы произойти с персонажами книги, которые стали его друзьями. Он говорил без остановки, пока надевал пижаму, справлял малую нужду, чистил зубы, и Агнес даже засомневалась, а сможет ли он успокоиться и уснуть.
Конечно же, он успокоился. И. уснул быстрее, чем она ожидала.
С огромным трудом она заставила себя уйти из комнаты, оставить его наедине с той мерзостью, что тихонько росла у него в глазу. Ей хотелось пододвинуть кресло к кровати и оберегать сына всю ночь напролёт.
Но она понимала, что Барти сразу поймёт, сколь серьёзна его болезнь, если утром, проснувшись,
