Их разделяло пятнадцать футов, заполненных посетителями вернисажа. Однако внимание незнакомца встревожило Младшего.

Тревога только усилилась, когда внезапно он понял, что этот мужчина совсем не незнакомец. Он уже видел это лицо, оно ассоциировалось с какой-то неприятной ситуацией, но какой именно, вспомнить не удавалось.

Нервно дёрнув птичьей головой, мужчина отвернулся и быстро растворился в толпе, хрупкий кулик среди толстых чаек.

Когда мужчина поворачивался, Младший заметил, что у него под плащом: белая рубашка, галстук- бабочка, чёрные атласные лацканы смокинга.

В голове вдруг зазвучало пианино, на котором наигрывали мелодию «Кто-то поглядывает на меня». Ну конечно, то был пианист из элегантного бара, где Младший обедал в свой первый вечер в Сан-Франциско. И ещё бывал там пару-тройку раз.

Музыкант определённо узнал его, чего Младший никак не мог ожидать, учитывая, что они ни разу не разговаривали, а за последние три года через бар прошли тысячи людей.

Более того, пианист таращился на него с неподдельным интересом, хотя они не знали друг друга. А когда Младший отреагировал на его взгляд, быстро отвернулся, стремясь избежать дальнейших контактов.

Младший-то рассчитывал, что в галерее его никто не узнает. И пожалел о том, что отказался от первоначального плана: вести наблюдение за галереей из припаркованного неподалёку автомобиля.

Поведение музыканта требовало объяснений. Покружив по галерее, Младший обнаружил его перед одной из картин, столь прекрасной, что любого ценителя настоящего искусства так и подмывало выхватить нож и изрезать холст на куски.

— Я — большой поклонник вашей музыки, — сказал Младший.

Вздрогнув от неожиданности, пианист повернулся к нему лицом, отпрянул, словно Младший ступил на его личную территорию.

— О, благодарю вас, это очень приятно. Мне нравится моя работа, знаете ли, я даже не могу назвать то, что делаю, работой, скорее это удовольствие. Я играю на пианино с шести лет и никогда не стремился увильнуть от занятий. Наоборот, с нетерпением ждал следующего.

То ли этот болтун всегда строчил, как пулемёт, то ли очень разнервничался, оказавшись лицом к лицу с Младшим.

— И что вы думаете о выставке? — спросил Младший, шагнув, к музыканту.

Тот, явно чувствуя себя не в своей тарелке, отступил на шаг.

— Картины прекрасные, удивительные, я потрясён до глубины души. Я — хороший знакомый художницы, знаете ли. Она снимала у меня квартиру, когда училась в колледже, в дни её становления как художницы, маленькую студию, до появления ребёнка. Очаровательная девушка, я всегда знал, что её ждёт успех, это чувствовалось по её ранним работам. Я не мог не прийти сюда сегодня, попросил приятеля заменить меня в первую половину вечера. Не мог не побывать на её первой выставке.

Монолог пианиста определённо огорчил Младшего. Опознанный любым из посетителей выставки, Младший в ходе расследования мог привлечь к себе внимание полиции. Но ситуация существенно менялась к худшему, если его мог опознать близкий знакомый Целестины. Так что теперь ему не оставалось ничего другого, как выяснить, а почему пианист так пристально разглядывал его.

Младший вновь надвинулся на свою добычу.

— Я удивлён тем, что вы узнали меня. В вашем баре я бывал не так уж и часто.

Обманывать пианист не умел. Глазки у него забегали, он переводил их с ближайшей картины на гостей, смотрел и в пол, лишь бы не встретиться взглядом с Младшим. На левой щеке задёргался нерв.

— Знаете, я очень хорошо запоминаю лица, они словно впечатываются в мою память, уж не знаю почему. Так она у меня устроена.

Протянув руку, пристально наблюдая за пианистом, Младший представился:

— Меня зовут Ричард Гаммонер.

На мгновение пианист встретился с ним взглядом, его глаза изумлённо округлились. Очевидно, он знал, что Гаммонер — вымысел. А следовательно, настоящая фамилия Младшего не составляла для него тайны.

— Я, конечно, должен знать, как вас зовут, из афиши, что висела при входе в бар, но фамилии тут же вылетают у меня из головы.

Не без колебания пианист пожал протянутую руку.

— Я… я — Нед Гнатик. Все зовут меня Недди.

Недди предпочёл бы короткое рукопожатие, но Младший не выпустил его руки. Не сжимал изо всей силы, так, чтобы затрещали хрупкие косточки, просто не выпускал. Он намеревался ещё сильнее смутить и даже запугать этого человека, которому явно не нравились чьи-либо прикосновения, с тем чтобы вызнать, чем вызвано внимание Гнатика к его особе.

— Мне всегда хотелось научиться играть на пианино, но, наверное, начинать лучше молодым.

— Нет-нет, начинать никогда не поздно.

Недди, конечно же, не радовало желание Младшего затянуть рукопожатие, но он не хотел устраивать сцену, привлекая к себе внимание, и лишь легонько подёргивал руку. Младший, вежливо улыбаясь, не собирался пойти ему навстречу. А лицо Недди начала заливать краска.

— Вы даёте уроки?

— Нет… э, нет, не даю.

— Деньги — не проблема. Я могу заплатить, сколько вы запросите. И буду прилежным учеником.

— Я уверен, что будете, но, к сожалению, у меня нет терпения, необходимого учителям. Я — исполнитель, не инструктор. Но я могу порекомендовать вам хорошего учителя.

И хотя цветом лица Недди уже соперничал с помидором, Младший все держал его за руку, более того, наклонился к пианисту.

— Ваша рекомендация гарантирует, что я попаду в хорошие руки, но мне бы хотелось, чтобы меня обучали вы, Недди. И я надеюсь, что вы передумаете…

Терпение Гнатика лопнуло, он вырвал руку из пальцев Младшего. Нервно огляделся, в полной уверенности, что на них все смотрят, но гости или болтали ни о чём, или таращились на картины, так что никто не наблюдал за разворачивающейся драмой.

— Извините, — пунцово-красный, Недди понизил голос до шёпота, — но насчёт меня вы ошиблись. Я не такой, как Рене или вы.

Поначалу Младший не понял, о ком речь. С неохотой копнул прошлое и выудил неприятное воспоминание: роскошная «дама» в костюме от Шанель, наследник или наследница огромного состояния.

— Я ничего не имею против, поймите меня, — шептал Недди, — но я не гей, и у меня нет ни малейшего желания учить вас игре на пианино или чему-то ещё. Кроме того, после истории, которую рассказала о вас Рене, я и представить себе не могу, с чего вы решили, что кто-то из его… её друзей будет иметь с вами дело. Вам нужна психиатрическая помощь. Рене — такая, как она есть, с этим ничего не поделаешь, но человек она хороший, щедрая, добрая, весёлая. Она не заслужила того, чтобы её били, оскорбляли… не заслужила тех страданий, которым вы её подвергли. Извините меня.

В праведном гневе Недди повернулся к Младшему спиной и уплыл сквозь толпу.

Младший покраснел, точь-в-точь как только что пианист, словно приливы крови к лицу вызывались вирусом.

Поскольку Рене Виви жила в отеле, она, вероятно, рассматривала бар как свою вотчину, где и находила кавалеров. Само собой, люди, работавшие в баре, хорошо её знали, находились с ней в приятельских отношениях. Они могли запомнить любого мужчину, поднявшегося с ней в пентхауз.

Более того, эта мстительная и злобная сука, или сучонок, никакой разницы Младший уже не видел, в своих историях, которыми она делилась с Недди, барменом, любым, кто хотел слушать, превратила его в грубого и жестокого садиста. Она могла обвинить его в чём угодно, даже сказать, что он хотел отрезать «её» гениталии.