— Я помолюсь и за сырного дядю.

— Дельная мысль.

— Вы будете есть хлеб?

— Обязательно.

— Положите на него рыбу.

Улыбаясь, Уолли протянул руки. Ангел побежала к нему, он подхватил её, закружил в воздухе.

— Ты выглядишь как перчик чили.

— Сырный человек — ужасный лгун, — объявила она.

Целестина протянула сумку Уолли.

— Куклы, карандаши и её зубная щётка.

— Какая очаровательная юная леди! — воскликнул таксист, глядя на Ангел.

— Бог не хотел сделать меня собакой, — сообщила ему девочка.

— Почему ты так решила?

— Он не сделал меня косматой.

— Поцелуй меня, сладенькая. — Целестина присела рядом с дочерью, и та громко чмокнула её в щеку. — Кто тебе будет сниться сегодня?

— Ты, — ответила Ангел, которой иногда снились кошмары.

— И какие ты будешь видеть сны?

— Только хорошие.

— А что будет, если этот глупый страшила посмеет забрести в твой сон?

— Ты дашь ему пинка под волосатую задницу.

— Совершенно верно.

— Лучше поторопись, — посоветовал Уолли, целуя поднявшуюся Целестину во вторую щеку.

Вернисаж продолжался с шести вечера до половины девятого. Успеть к началу она могла только в том случае, если ангелы-хранители устроили бы ей «зелёную волну».

— Этот господин говорит, что вы — звезда сегодняшнего шоу, — сказал таксист, когда они тронулись с места и влились в транспортный поток.

Целестина оглянулась, чтобы посмотреть на Уолли и Ангел, которые махали ей вслед руками.

— Похоже на то.

— У художников говорят: «Сломай ногу»[68].

— Почему нет?

— Тогда сломай ногу!

— Спасибо вам.

Такси повернуло за угол. Уолли и Ангел исчезли из виду. Повернувшись лицом вперёд, Целестина вдруг радостно рассмеялась.

Таксист глянул на неё в зеркало заднего обзора.

— Настроение отличное? Ваша первая большая выставка?

— Да, но дело не в этом. Я подумала о том, что сказала моя маленькая девочка.

И Целестина вновь захихикала. В итоге ей пришлось доставать из сумочки бумажную салфетку, чтобы высморкаться и вытереть слезы.

— Мне показалось, она — удивительный ребёнок.

— Я тоже так думаю. Она для меня — все. Я говорю ей, что она — луна и звезды. Наверное, я ужасно её балую.

— Нет. Любовь не портит детей.

Господи, как же она любила свою сладенькую, свою маленькую «М amp;М». Три года пролетели как один миг, и, хотя прожила она их в бешеном ритме, в каждом дне ей не хватало нескольких часов, на искусство она тратила меньше времени, чем ей хотелось, на личную жизнь времени не оставалось вовсе, она не променяла бы материнство на все богатство мира, ни на что… разве только… на возвращение Фими. Ангел была для неё солнцем, звёздами и всеми кометами, бороздящими бесконечную Вселенную, неугасимым светом.

Без помощи Уолли — и не только с квартирой, он отдавал ей и время, и любовь — она, наверное, не справилась бы.

Целестина часто думала о его жене и близнецах, Ровене, Дэнни и Гарри, погибших в авиакатастрофе шесть лет тому назад, и иногда ощущала острое чувство утраты, словно они были членами её семьи. Она скорбела об их смерти, как скорбел Уолли, и пусть эта мысль и была кощунственной, задавалась вопросом, почему бог поступил так жестоко, разрушив эту прекрасную семью. Ровена, Дэнни и Гарри пересекли воды страдания и жили теперь в царстве божьем, где в будущем лежал день, который принёс им встречу с отцом и мужем. Но даже жизнь на небесах представлялась Целестине неадекватной компенсацией за многолетнюю земную разлуку с таким хорошим и добрым человеком, как Липскомб.

Целестина даже не соглашалась на всю ту помощь, какую он хотел ей оказать. Два года она работала по вечерам официанткой, продолжая учиться в колледже художественной академии, и ушла с работы, лишь когда её картины начали продаваться и выручка превысила жалованье и чаевые.

Поначалу Элен Гринбаум, хозяйка «Галереи Гринбаум», взяла три полотна и продала их в течение месяца. Взяла четыре новых, а потом ещё три, потому что два из четырёх очень быстро ушли. После того, как коллекционеры приобрели десять картин Целестины, Элен включила её в выставку, на которой свои работы показывали шесть молодых художников. И вот теперь Целестина ехала на свою первую персональную выставку.

Поступив в колледж, она надеялась, что её в лучшем случае возьмут иллюстратором в журнал или в штат рекламного агентства. О карьере художника она могла только мечтать л теперь благодарила господа за то, что её мечта обернулась явью. В свои двадцать три года она многого достигла и не собиралась почивать на лаврах.

Иногда Целестина думала о том, как тесно переплетаются в жизни трагедия и радость. Печаль зачастую служила корнем будущей радости, в радости закладывалось семечко грядущей печали. Переплетения эти давали все новые и новые сочетания, которые могли служить основой для стольких сюжетов, что для перенесения их на холст не хватило бы и нескольких её жизней. Она стремилась ухватить окружающий её мир во всём его ужасе и красоте, но, похоже, пока на полотне отражалась лишь бледная тень того, что видели её глаза.

Ирония судьбы: проснувшийся в ней талант, коллекционеров, по достоинству оценивших её взгляд на мир, открывшиеся перед ней перспективы — все-все она бы отбросила безо всякого сожаления, если бы пришлось выбирать между искусством и Ангел, ибо ребёнка она ценила превыше всего. Фими ушла, но душа её осталась, служа для сестры путеводной звездой.

— Вот и приехали. — Такси остановилось у входа в галерею. Её руки тряслись, когда она отсчитывала плату за проезд и чаевые.

— Я так боюсь. Может, вам отвезти меня домой? Обернувшись и с улыбкой наблюдая, как Целестина возится с деньгами, таксист сказал:

— Если кто и боится, то только не вы. Всю дорогу вы молчали, но думали не о том, что стали знаменитой. Вы думали о вашей девочке.

— По большей части.

— Я знаю таких, как вы, милая моя. Вы пойдёте по жизни независимо от того, продадутся сегодня ваши картины или нет, станете вы знаменитостью или останетесь никем.

— Вы, должно быть, говорите о ком-то ещё. — Целестина протянула водителю деньги. — Я сейчас медуза на высоких каблуках.

Водитель покачал головой.

— Я узнал всё, что можно о вас узнать, когда вы спросили свою дочку, что будет, если к ней в сон забредёт глупый страшила.

— Ей недавно приснился этот кошмар.

— Вы готовы защитить её даже во сне. Если в нём появится страшила, я не сомневаюсь, что вы так пнёте его в волосатую задницу, что он забудет дорогу в сны вашей дочурки. Так что идите в галерею, произведите незабываемое впечатление на всех, кто там собрался, заберите их деньги и станьте