худшая…»

Под звон монет, вылетающих из бездонных призрачных карманов копа-маньяка, Младший позорно бежал.

В свете свечей глаза Кэтлин отливали янтарём. На столе стояли запотевшие стаканы с мартини. За окном лежала легендарная бухта, более тёмная и холодная, чем глаза Кэтлин, но не превосходящая их по глубине.

Нолли, рассказывавший о проделанной за день работе, подождал, пока официант поставит на стол тарелки с закуской: пирожки с мясом краба под горчичным соусом.

— Нолли, миссис Вульфстэн, приятного аппетита.

Нолли продолжил, лишь прожевав несколько кусочков мяса в тонкой корочке теста. Вкуснотища!

Кэтлин с улыбкой наблюдала за ним, понимая, что её очевидное нетерпение он смакует не меньше, чем пирожок.

Из примыкающего бара в ресторан залетала музыка, там играл пианист, мягко и ненавязчиво.

— Так он и стоял, закрыв лицо руками, четвертаки отскакивали от него, и их тут же подбирали эти парнишки и старуха.

Кэтлин широко улыбнулась:

— Значит, устройство сработало. Нолли кивнул:

— Джимми Механик отработал свои деньги сполна. Автоматы, которые выплёвывали монеты, вместо того чтобы глотать их, перенастроил Джимми Ганниколт, которого все называли не иначе как Джимми Механик. Специализировался он на электронном наблюдении, встраивал камеры и микрофоны в самые, казалось бы, неподходящие для этого предметы, но при необходимости мог решить практически любую задачу, связанную с модернизацией уже существующих или созданием новых механизмов.

— Пара четвертаков ударила ему по зубам.

— Я одобряю любые действия, прибавляющие работы дантистам, — с очень серьёзным видом изрекла Кэтлин.

— Если бы я смог описать его лицо! Снеговик никогда не был таким белым. Машина наблюдения стояла тут же, в двух шагах к югу от торговых автоматов…

— Вы сидели прямо на сцене.

— Зрелище было таким захватывающим, что за эти места следовало брать плату. Когда третий автомат начал швыряться четвертаками, он рванул как ошпаренный. — Нолли рассмеялся, вспомнив, как улепётывал Младший.

— Это тебе не слежка за неверным мужем, так?

— Ты бы это видела, Кэтлин. Он распихивал людей, отталкивал. Джимми и я наблюдали за ним, пока он не повернул за угол. В трёх длинных кварталах от нас, и все вверх по склону холма. Холм этот сбил бы дыхание даже у олимпийского чемпиона, но он так и не сбавил скорости.

— За ним же гнался призрак.

— Я думаю, он в этом не сомневался.

— Какая-то фантасмагория, — Кэтлин покачала головой.

— Как только Каин скрылся из виду, мы убрали модифицированные автоматы и поставили на их место настоящие. Люди ещё собирали четвертаки, когда мы с этим покончили. И, поверишь ли, они пожелали узнать, где находится камера.

— Они…

— Да, подумали, что мы из программы «Откровенная камера»[57] . Тогда Джимми указал на микроавтобус «Юнайтед парсел»[58], припаркованный на другой стороне улицы, и заверил их, что камера там.

Кэтлин даже захлопала в ладоши от удовольствия.

— Пока мы не отъехали, люди махали руками водителю микроавтобуса. Тот поначалу смутился, не понимая, с чего к нему такое внимание, потом замахал в ответ.

Нолли обожал её смех, такой музыкальный и очень женственный. Он зачастую дурачился только для того, чтобы услышать смех Кэтлин.

Тарелки из-под пирожков унесли, зато на столе появились салаты и полные стаканы мартини.

— Как по-твоему, почему он тратит деньги на все эти приколы? — спросила Кэтлин далеко не в первый раз.

— Он говорит, что несёт моральную ответственность.

— Да, я уже об этом думала. Но если он чувствует моральную ответственность… почему он представлял интересы Каина?

— Он — адвокат, а тут скорбящий муж приходит к нему с очень выгодным предложением. Деньги-то надо зарабатывать.

— Даже если знаешь, что жену столкнули с пожарной вышки?

Нолли пожал плечами:

— Тогда он этого не знал. И потом, мысль о том, что Каин — убийца, пришла ему в голову уже после того, как он взялся за дело.

— Каин получил миллионы. А Саймон?

— Его вознаграждение составило двадцать процентов. Восемьсот пятьдесят тысяч баксов.

— С учётом тех денег, которые он заплатил тебе, у него осталось почти восемьсот тысяч.

— Саймон — хороший человек. Теперь он практически уверен в том, что Каин убил её. И его гложет совесть за то, что он польстился на лёгкие деньги. Но в настоящее время он не является адвокатом Каина, так что конфликта интересов нет, этических проблем тоже, вот он и пытается хоть как-то загладить свою вину.

В январе 1965 года Мэгассон послал Каина к Нолли, не зная, для чего тому потребовался частный детектив. Как выяснилось, речь шла о ребёнке Серафимы Уайт. Предупреждение Саймона о том, что с Енохом Каином надо держать ухо востро, сыграло важную роль: Нолли решил придержать информацию о местонахождении младенца.

Двумя месяцами позже Саймон позвонил вновь, опять же по поводу Каина, только теперь клиентом Нолли стал адвокат, а Каин — объектом наблюдения. Следуя указаниям Саймона, своими действиями Нолли, мягко говоря, причинял беспокойство Младшему, балансируя на грани дозволенного. И эти два года, начиная с четвертака в чизбургере и заканчивая стрельбой из автоматов по продаже газет, изрядно повеселили и Нолли, и Кэтлин.

— Знаешь, я бы жалела о том, что это дело закончено, даже если бы тебе не платили такие хорошие деньги.

— Я тоже. Но оно не закончено. Пока мы не встретимся с этим человеком.

— Через две недели. Я не собираюсь пропустить этот исторический момент. Освободила себе весь день.

Нолли поднял стакан с мартини.

— За Кэтлин Клерке Вульфстэн, дантиста и сообщницу детектива.

Подняла стакан и Кэтлин:

— За моего Нолли, мужа и лучшего друга. Боже, как же он её любил!

— Телячье филе, достойное королей, — сообщил официант, ставя на стол тарелки, и не обманул.

Мерцающая за окном бухта, горящие свечи создали идеальную атмосферу для песни, мелодию которой заиграл пианист в баре.

Кэтлин узнала её сразу, пусть пианино находилось далеко от их столика и музыка растворялась в ресторанном шуме. Она оторвалась от тарелки, вскинула на Нолли смеющиеся глаза.

— Исполняется по заказу, — признал он. — Я надеялся, что ты споёшь.