– Это меня уже не колышет! – прервал я её. – Пусть этот пульт у твоего Гельмута хоть из задницы торчит!.. Главное, ты к нему ни под каким видом не прикасайся! Важно найти матрёшку!..

Значит, Рэкс был прав… Эта штука, которая должна разорвать нас в клочья, уже в нашем доме. Осталось только в подходящий момент нажать кнопку!..

Так когда же всё-таки запускают эти фейерверочные ракеты – в рождественскую ночь или в новогоднюю?! Мне необходимо знать это абсолютно точно!

Я совершенно не уверен, что за такой короткий срок полиция сумеет что-либо предпринять.

Во всех американских фильмах по телевизору я видел, что полиция с воем сирен всегда приезжает тогда, когда главный герой уже всё сделал и всех победил…

В таком случае мне остался пустячок – тоже всё сделать и всех победить. А уже потом и примчится Рэкс со своей полицией. Ничего себе задачка! Ах, как мне сейчас не хватает моего корешка Кота-Бродяги…

Я плюнул на все условности и спросил Фридриха напрямую:

– Скажи, пожалуйста, а в какую ночь ты обычно запускаешь свои ракеты – в новогоднюю или в рождественскую?

– А почему ты об этом спрашиваешь? – насторожился Фридрих.

– Последнее время я просто побаиваюсь стрельбы, – скромненько ответил я.

– А-а-а… Я обычно устраиваю фейерверки в Рождество. Я привык к этому с детства, и мне не хотелось бы менять привычки. Иногда я это делаю и в Новый год тоже, но самое главное для меня – это всё-таки Рождество!

После обеда мы пошли с Фридрихом прошвырнуться по Грюнвальду – опробовать новый поводок и эту систему удобных лаковых ремешочков, заменяющих неприятный и жёсткий ошейник.

Первые метров двести я чувствовал себя невероятно скованным, а потом пообвыкся, и не скажу, что ношение этой сбруйки доставляло мне удовольствие, но и не приносило невероятного желания немедленно сорвать её с себя. Если недолго, то вполне приемлемо…

Однако когда я нашёл подходящий непроницаемо-густой кустик и захотел сделать под ним свои послеобеденные Дела, я всё же попросил Фридриха снять с меня эту конструкцию. Ужжжасно не люблю, когда кто-нибудь видит, как я ЭТО делаю! У меня, не к столу будь сказано (выражение Водилы…), от постороннего взгляда – желудок отказывается работать!

…Когда я уже зарывал в землю всё, что совершил, то услышал посторонний голос:

– Добрый день, герр фон Тифенбах! – и сразу же почувствовал резкий Собачий запах.

– Добрый день, – ответил Фридрих, и по его интонации я понял, что он не знаком с этим Человеком.

Я тут же вылетел из кустов, готовый ко всему! Но перед моими глазами предстала вполне мирная картинка: немолодой Человек на трех поводках держал трех тихих Фокстерьеров. Один – такой крупненький, почти как я, второй – среднего роста, третий – вообще недомерок.

Все три Фоксика попервости шарахнулись от меня, а потом стали меня разглядывать с каким-то странным интересом. А один из них – средний – даже стал осторожно заходить сзади, с явным желанием понюхать меня под хвостом!..

Видимо, желая польстить Хозяину Фоксиков, интеллигентный Фридрих вежливо сказал:

– Какая идиллическая, трогательная картинка – папа, мама и дитя. Просто прелесть!

– Да что вы, герр фон Тифенбах! – воскликнул Фоксиковый Хозяин. – Ах, если бы… А то ведь перед вами – три самых отъявленных гомосексуалиста! Три нормальных педика, которых водой не разольёшь. Вы бы лучше придержали своего котика, а то, я смотрю, они уже им заинтересовались!

– Боже мой, какой ужас!.. – ошарашенно пробормотал Фридрих. – Впервые слышу… Неужели и такое бывает?!

– Бывает, бывает, – сказал я ему по-шелдрейсовски. – Я в Петербурге даже у Котов такое видел. Особенно среди молодёжи. А Хозяину Фоксиков скажи, что если они ко мне полезут, я им всем троим яйца поотрываю! А заодно и их Хозяину.

Но такое Фридрих постеснялся сказать, а просто распрощался с Хозяином педерастической семейки, и мы пошли прочь, ни разу не оглянувшись на эту странноватую компашку…

Весь оставшийся день я был как на иголках! Мне не терпелось начать поиски этой смертоносной матрёшки… Почему немцы называют её «Бабушкой»?!

Но к сожалению, я всё время был на глазах у Фридриха, а посему решил дождаться ночи и пошуровать как следует. Чтобы сузить круг поисков, необходимо было выяснить, где Фридрих хранит свои рождественские ракеты. Как говорил Шура Плоткин, «если пораскинуть мозгами логически», то наверняка там и эта матрёшка!

– А где у тебя эти рождественские штуки, которые ты запускаешь в небо? – спросил я у Фридриха, стараясь придать своему вопросу самую невинную форму праздного любопытства.

– В гараже, – тут же ответил Фридрих. – У задней стенки есть такой продолговатый ящик, и когда герр Мозер по моей просьбе закупает для меня эти достаточно опасные игрушки, я обычно прошу его складывать их туда. А что?

– Ничего, – сказал я. – Давай посмотрим телевизор? Сейчас как раз «Битте, лехельн!» по восьмому каналу…

«Бите, лехельн!» – по-нашему «Улыбнитесь, пожалуйста!» или «Пожалуйста, усмехнитесь!». Это такая ежедневная передача, где показывают разные сюжетики, снятые любительскими видеокамерами, а потом присланные на конкурс в эту программу.

– Без меня, – коротко сказал Фридрих. – Эту пошлятину я не могу смотреть! Это апофеоз безвкусицы. Если хочешь, смотри. Твоё дело.