пенса с человека. О, этот извозчик делает большие деньги!

– Я ездил в субботу на скачки к устью Тайн, – сказал Тэд. – Я плавал туда и обратно на паровом катере и заплатил всего четыре пенса – полцены.

– На паровом катере! – Боб презрительно фыркнул. – Мог бы дойти и пешком, у тебя к следующему месяцу не останется денег, чтоб купить билет на скачки, если будешь ездить каждую субботу на катере.

– А вот и нет! В следующем месяце мне повысят зарплату, и у меня будут деньги и на скачки, и на катер. Мне это пообещал сам мистер Палмер. – Тэд говорил с гордостью. – Позавчера он подошел ко мне и долго наблюдал, как я работаю, а потом погладил по голове и сказал, что собирается удвоить мое жалованье, потому что я очень хороший работник. Он сказал, на заводе мало таких способных парней, как я. А еще он сказал…

Похвальба Тэда была прервана шутливым пинком, который дал ему Джо. Мальчик пролетел несколько метров вперед и чуть не шлепнулся на мостовую. Потом все трое дружно расхохотались.

Пройдя еще несколько ярдов, они влились в толпу рабочих, двигающуюся по направлению к заводским воротам. Сюда стекались люди со всех концов Шилдса, превращаясь на подступах к заводу в темную безликую массу. Нестройный шаг мужчин гулко отдавался в предрассветной тишине – казалось, это идет батальон солдат, сбившийся с ритма от усталости.

Джо и двое мальчиков остановились в толпе у самых ворот, ожидая, когда они откроются. Коченея от холода, они топали ногами и потирали руки. Эти десять минут ожидания за воротами показались им более долгими, чем весь проделанный ими путь из Шилдса.

Наконец большие железные ворота распахнулись, и темный поток рабочих влился внутрь. Во дворе толпа рассеялась, разделившись на несколько длинных верениц, двигающихся каждая ко входу в свой цех.

В заводском дворе Джо попрощался с Тэдом и Бобом, которые присоединились к группе мальчиков, идущих по направлению к сухому доку.

Сам он направился вместе с небольшой группой взрослых рабочих в другой конец огромного двора. Пройдя через рельсовый путь и мимо вагонов с железной рудой, которою палмеровские пароходы доставляли сюда с Йоркширских шахт (железо, получаемое из нее, впоследствии стало известно как кливлендское железо), а также с другими видами руды, импортируемой Палмерами из Испании и Африки (особыми видами руды, свободными от фосфатов и сульфатов и поэтому не нуждающимися в термической обработке), они вышли к ряду коксовых печей, используемых для обжига железа.

Каждый мужчина, проработавший несколько лет у Палмеров, постигал во всех подробностях технологию получения железа и стали из различных руд и разбирался не хуже любого специалиста во всем том, что касалось судостроения, от изготовления исходных материалов до постройки самих пароходов. Люди, начавшие работать на палмеровском заводе, очень редко уходили оттуда. Досконально изучив судостроительное дело, они приходили к убеждению, что, кроме этого, они больше не знают ровно ничего и не способны выполнять какую-либо иную работу. Впрочем, другие ремесла их и не интересовали, – человек, приобщившийся однажды к судостроению, начинал презирать все другие виды производств. Многие начинали работать здесь еще детьми, когда верфь была только что основана, и выросли вместе с ней. Они очень гордились своим долгим опытом и питали глубочайшее уважение к Палмеру, отзываясь о нем с тем почтением, с каким солдат говорит о талантливом генерале. Но только пожилые рабочие относились с почтением к своим работодателям. Молодежь выражала недовольства начальством, и на то были веские причины – слишком длинный рабочий день, плохие условия труда, низкая зарплата. Тем не менее, молодые люди проникались интересом к судостроительному делу с первых же дней работы и держались за свое место.

Джо Малхолланд проработал три года в котельном цехе под начальством Джона Хеверингтона и считал, что ему крупно повезло. Джо был очень доволен своим непосредственным начальником – трудно найти более дружелюбного и сердечного человека, чем мистер Хеверингтон. Хеверингтон относился к рабочим как к себе равным, несмотря на занимаемую им высокую должность. Он не только следил за ходом производства. Он также беседовал с рабочими, интересовался их проблемами, завтракал вместе с ними, чего никогда не делали другие управляющие цехами. Что же касалось его профессиональных качеств, о нем говорили, что он и во сне видит паровые котлы. Он действительно знал все о производстве паровых котлов – «сердец пароходов», как их называли здесь. Многие рабочие утверждали, что он способен с закрытыми глазами определить марку и категорию железа и может на ощупь отличить первосортное кливлендское железо от второсортного или третьесортного, или от сплава с другим металлом. Может, это было преувеличением, однако не было сомнений в том, что Хеверингтон очень компетентен в своем деле.

Джо связывали с мистером Хеверингтоном дружеские отношения. Джон Хеверингтон выделял Джо из числа других рабочих и относился к нему с отеческой теплотой. Он всегда расспрашивал его о семье, о Кэти и о Лиззи, о матери, когда она была жива. К тому же Джо несколько раз побывал дома у мистера Хеверингтона, где был встречен очень радушно его женой. А как раз вчера мистер и миссис Хеверингтон со своей дочерью Мэри зашли навестить его и Кэти по пути в порт, куда они шли, чтобы совершить воскресную прогулку на теплоходе. Джо очень гордился своей дружбой с Хеверингтонами.

Войдя в цех, Джо снял пальто и вязаный шарф и не спеша направился к своему рабочему месту, перешагивая через груды металлических деталей и инструменты, разбросанные повсюду. Он повесил пальто на спинку своей скамьи и, наклонившись, достал из-под стола кружку и маленький заварной чайник. Подняв крышку чайника, он посмотрел на старую заварку, оставшуюся на дне, и поморщился; затем сунул руку в карман куртки, желая удостовериться, что он не забыл взять из дома чай. Однажды на прошлой неделе он забыл принести с собой заварку, и ему пришлось довольствоваться пустым кипятком. Достав крошечный бумажный кулечек с чаем, он взвесил его на ладони, глядя на него с таким благоговением, словно это Бог знает какое богатство, прежде чем снова спрятать его в карман. В эту минуту над самым его ухом раздался знакомый приветливый голос.

– Здравствуй, малыш, – громко сказал Джон Хеверингтон, стараясь перекрыть шум, уже начавшийся в цехе.

– Доброе утро, мистер Хеверингтон, – ответил Джо, широко улыбаясь высокому худощавому мужчине, стоящему перед ним.

Джону Хеверингтону было около пятидесяти, однако он выглядел намного старше своих лет. Его худое лицо было изборождено морщинами, а волосы уже почти полностью поседели.

– Холодновато сегодня, не так ли? – заметил Джон Хеверингтон.

– Да, мистер Хеверингтон. На улице можно просто окоченеть.

– Ладно, малыш, давай начинать работу. От болтовни не будет никакого прока, – сказал мистер Хеверингтон, ласково потрепав Джо по щеке.

– Да, мистер Хеверингтон, вы правы.

Джо взялся за молоток, и мистер Хеверингтон отошел было от него, но тут же вернулся.

– Ты не против, если мы с тобой побеседуем сегодня во время перерыва? – спросил он.

– Конечно, мистер Хеверингтон, с удовольствием. – Джо внимательно смотрел на своего начальника, слегка сощурив глаза. – Но почему, сэр? Я, может, сделал что-то не так? – поинтересовался он, и в его голосе звучали опасливые нотки.

– О нет, мой мальчик, нет. Ты все делаешь прекрасно, – уверил его мистер Хеверингтон, положив руку ему на плечо. – Это не касается работы. Я хотел поговорить с тобой о твоих личных делах.

– О да, конечно, мистер Хеверингтон.

Джо до сих пор чувствовал себя маленьким мальчиком, разговаривая с Джоном Хеверингтоном.

С этой минуты и до восьми часов, когда работа на несколько минут приостанавливалась, чтобы рабочие могли выпить чашку чая и перекусить, Джо продолжал задаваться вопросом, о каких же личных делах хочет поговорить с ним мистер Хеверингтон. Он сидел с чашкой чая на коленях и с толстым ломтем черного хлеба в руке, когда мистер Хеверингтон подошел к его рабочему месту и присел на скамью рядом с ним.

– Я сразу же перейду к вопросу, о котором хотел с тобой поговорить, – сказал мистер Хеверингтон, глядя прямо ему в глаза. – Со вчерашнего дня, когда мы побывали у вас, моя жена только и говорит, что о твоей сестре. Она приняла очень близко к сердцу ее судьбу.

– Вы имеете в виду Кэти?

– Да, я имею в виду ее. Но это касается и другой твоей сестры. Вы когда-нибудь думали о том, что ее