чего она только могла пожелать, собиралась преподавать в школе и говорила об этом с таким энтузиазмом! «Жизнь – очень странная вещь», – подумала Кэти.

Тереза положила руки на колени и наклонилась к ней через стол.

– Я хотела у тебя спросить, Кэти… Когда все ваши проблемы будут решены, как бы ты посмотрела на то, чтобы… чтобы жить с нами, со мной и с мисс Эйнсли. Разумеется, вместе с ребенком.

Она хотела добавить: «Не как прислуга, а как близкая подруга». А еще она хотела сказать: «Я научу тебя всему, что знаю. У тебя еще есть время, чтобы стать не только красивой, но и образованной женщиной, и я с великой радостью займусь твоим обучением». В мечтах она уже рисовала себе картину их будущей совместной жизни, и эта жизнь казалась ей Раем на земле – она, Эйнсли и Кэти в домике на окраине Вестоэ… Только фигура Кэти заслоняла на этой райской картинке фигуру любимой гувернантки, заслоняла школу и все остальные радости подобной жизни. Она бы отказалась от всего, лишь бы только жить под одной крышей с Кэти.

– Благодарю вас, мисс Тереза, вы так добры! Но я… я пока не знаю, как пойдут дела. Моя мама сейчас не совсем здорова, и я должна ухаживать за дедом и за Лиззи… Но потом… потом, может, все уладится, и мама сможет справляться без меня. Я… я подумаю над вашим предложением, мисс Тереза. Огромное вам спасибо.

Хоть Кэти и сказала Терезе, что подумает над ее предложением, и была действительно тронута до глубины души ее добротой, она вовсе не собиралась его принимать – ни сейчас, ни когда бы то ни было. Если бы такое предложение было сделано ей год назад, она бы посчитала его даром самого Господа. Но за последний год слишком многое изменилось в ее душе под влиянием пережитых страданий, и идиллическая жизнь с мисс Терезой и ее гувернанткой не привлекала ее. Тем более что после всех этих бед она уже не сможет расстаться со своей семьей. Кэти уже составила планы на будущее. Независимо от того, какая участь постигнет ее отца, – а мысль о том, что могло с ним случиться, заставляла ее содрогаться, – она твердо решила выбраться из этой лачуги, из этого грязного квартала и раз и навсегда покончить с нищетой. Если бы только отца освободили…

– Все зависит от того, что будет… что будет с моим отцом, мисс Тереза, – она подалась вперед через стол, заглядывая в бледное, взволнованное лицо своей гостьи. – Вы… вы случайно не знаете какого-нибудь хорошего адвоката, который мог бы выступить на суде в его защиту? Я… У меня есть кое-какие деньги, я бы смогла ему заплатить.

Тереза знала многих адвокатов – адвокаты ее мужа, адвокаты ее отца… Были также адвокаты и среди друзей семьи. Но где найти такого адвоката, который согласится взять на себя защиту отца этой девочки, бедняка-шахтера, который убил главного весовщика шахты? Но в любом случае адвокат необходим – надо хотя бы попытаться спасти мистера Малхолланда. С минуту поразмыслив, она сказала:

– Я знаю одну фирму в Шилдсе. Она называется «Чапел и Хевитт». Я слышала, как отец упоминал их и говорил, что это очень хорошие адвокаты. Ты можешь попробовать обратиться к ним. Если я не ошибаюсь, их контора находится на Кинг-стрит.

– Спасибо, мисс Тереза, я обязательно к ним обращусь. Я поеду туда сейчас же, – сказала Кэти.

И тут же, боясь показаться невежливой, добавила:

– Я хотела сказать, я поеду к ним немного позднее сегодня.

– Я наняла двуколку, и она ждет меня на улице. Если хочешь, я могу подбросить тебя на Кинг-стрит. Я довезу тебя до самых дверей конторы.

– О, спасибо, мисс Тереза. Да, конечно, мне это было бы очень удобно. Вы можете подождать минутку? Я пойду, переоденусь.

– Да, да, конечно. Я подожду.

Пройдя в другую комнату, Кэти сменила платье и шепотом рассказала матери, сидящей у кровати Вильяма, о том, что она собирается делать.

– Все проблемы разрешатся, вот увидишь, и мы вызволим отца из тюрьмы, – прошептала она. – А насчет денег мы можем теперь не бояться. Если кто-то спросит, откуда у меня взялись деньги, я могу сказать, что мне дала их подруга, и все подумают, что эта подруга – мисс Тереза, потому что они увидят меня в одном экипаже с ней.

– Ты права, дочка, – кивнула Кэтрин.

– Ты присмотришь за ребенком, ма? – спросила Кэти, и теперь в ее голосе звучали тревожные нотки.

– Да, да, можешь не волноваться. Но я… я не хочу больше выходить к ней. Извинись перед ней за меня и придумай какую-нибудь причину, но я… я не хочу ее видеть, Кэти.

– Не волнуйся, ма, она поймет.

Кэти положила руку на голову матери и погладила ее по волосам. Потом, склонившись над Вильямом, потрепала его по щеке и улыбнулась, глядя в его потускневшие глаза.

– Скоро все у нас будет хорошо, дедушка, – сказала она. – Мисс Тереза приехала к нам, и она готова нам помочь. Она сейчас отвезет меня к адвокату, который будет защищать папу на суде. Вот увидишь, дедушка, скоро все разрешится, нам не о чем беспокоиться.

Для Кэти они являли собой неприступную и неумолимую стену закона, стену, о которую адвокат вот уже долгое время бился, все говоря и говоря но не продвигаясь вперед ни на шаг. Она почувствовала с самого начала, сколь тщетны усилия адвоката, хоть он и делал, казалось, все возможное. Но результат был предопределен заранее и известен еще до того, как начался процесс.

Мистер Хевитт, адвокат из конторы «Чапел и Хевитт», взялся за дело очень серьезно и проявлял огромное упорство, доказывая невиновность подзащитного. Кэти знала, что этим она обязана мисс Терезе, – мисс Тереза принадлежала к семейству Розье, а имя Розье уже говорило само за себя. Мистер Хевитт, думая, что Кэти находится под покровительством мисс Терезы, отнесся к ней с тем же уважением, с каким отнесся бы к клиенту из кругов знати. Она же, предвидя это, в свой первый визит сказала ему, что его рекомендовала ей мисс Тереза, дочь Джорджа Дэниэла Розье. Разумеется, Кэти знала, что тем самым увеличивает гонорар адвоката, поскольку он, будучи уверенным, что платят ее богатые покровители, не постесняется взять с нее побольше денег. Но она была готова заплатить сколько угодно, лишь бы только он спас ее отца. И адвокат действительно старался изо всех сил, однако его речи ничуть не трогали пожилого мужчину в парике, сидящего в высоком кресле. Сейчас мужчина в парике собирался обратиться к присяжным.

Судья Доури очень устал за день. Кроме того, он был голоден и у него начинался приступ подагры. Доури не было никакого дела до подсудимого, его вовсе не интересовало, виновен тот на самом деле или нет, а слишком уж разговорчивый защитник раздражал его все больше и больше. Судья уже знал, с чего начнет свою речь, обращенную к присяжным: он скажет, что ценный работник был потерян для индустрии, что это весьма прискорбный факт.

Перечислив профессиональные качества покойного Марка Бантинга, опытнейшего контролера- весовщика на шахте Розье, судья Доури перешел к его личным качествам.

– Как вы уже слышали, господа присяжные, покойный сделал предложение дочери обвиняемого, которая ждала ребенка, причем ребенок был не от Бантинга, – сказал судья. – Запомним это обстоятельство, джентльмены. Дочь обвиняемого подтвердила, что ребенок был не от покойного, но, тем не менее, этот человек женился на ней и дал ей кров.

В тот день, когда произошли рассматриваемые нами события, покойный возвращается с работы, без сомнения, усталый, поскольку все люди, работающие на шахтах, очень сильно устают к концу рабочего дня. Сразу же он принимает ванну. То, что он делает во время купания, вполне могло быть шуткой: он набирает в ковш немного воды и собирается выплеснуть ее на ребенка, по всей видимости, желая просто поиграть. Защита, однако, утверждает, что это не было игрой, и этот пункт мы не можем оспаривать, поскольку не располагаем достаточными уликами, чтобы доказать обратное. В любом случае его жена расценивает это, как злонамеренное действие и отвечает ему таким же действием, только еще более злонамеренным. Как она сама признала, она выливает на него кипяток из таза. Из заключения врача, обследовавшего труп, следует, что вода была не просто горячей, а это был именно кипяток… Как реагирует человек, которого ошпарили кипятком? Он буквально теряет рассудок от боли. Поэтому, вполне естественно, что человек, шея и спина которого ошпарены кипятком, не помня себя от боли, хватает первый попавшийся под руку предмет и бьет