хорошо…..

— Мысли грешные, уйдите! Прочь бесы. Металась я. И тут же не в силах забыть вспоминала….

А какой у Машки бугорок? Боже для чего? Уже не раз я чувствовала, как этот бугорок оживал, когда я подмывала ее. Пальцы сами цеплялись за эту жилку. Нет ни жилку. Жилка, это у меня. У Машки, это, что-то большее, что похоже на очень крупную веночку. Нет, скорее на трубочку.

И откуда это у нее? Наверное, от моей мамы. Говорят, что особенности рода передаются генетически, через поколения.

Вспомнила, как сразу же той ночью я изводила себя…

Я шла к ней. Сделаю несколько шагов к Машкиной постели и все, стою. Но ноги мои уже подкашиваются. Сяду рядом, сердце колотится.

— Господи, что я делаю?

— А, что ей разве не хочется, ведь ей уже 13? Шепчу…

— Машенька, милая…. Прости.

Сижу перед постелью и терзаю себя пальчиками.

Опять пальчики пришли. Здравствуйте, снова будете мучить? Мучайте, мучайте.… Двигаются как будто сами.… Снова мокрая… Господи, помоги мне, отврати!!! Все нет сил….

Вспомнила, как наступило утро….

Утро, сереет. Сижу у Машкиной кровати. Тоска и жалость к себе и Машке.

Стоп. Что это я. Встрепенулась. Сижу у Машкиной постели, она спит. Видно я провалилась, заснула. Ноги затекли, озябла.

Медленно, чтобы не разбудить поднялась, доплелась до постели. Легла и накрылась. Сразу заснула.

А потом я вспомнила до мельчайших подробностей этот мой первый день….

Машка посвистывает. Я открыла глаза. Так и есть, глаза открыты, хочет писать.

— Сейчас милая, потерпи.

Вскакиваю, беру утку, несу.

— Подложим уточку. Ты и пописаешь.

Наклоняюсь над Машкой, вдыхаю запах ее теплого тела. Она прекрасно пахнет. Подвожу руку под одеяло и поясницу, напрягаюсь и поворачиваю тело. Подкладываю утку. Машка теплая, от нее чудесно пахнет девичьим телом. …

Одеяло открыто, и я все вижу. Струйка начинает подниматься и может залить постель. Я подставила руку, и горячая струйка бьет мне в ладонь. Машка писает долго и много. Терплю. Вдруг слышу, что какает. Все делаю машинально, как автомат. Убираю отходы.

Надо Машку мыть.

Пошла в ванную. Включила воду. Пока набирается вода, я сидела на краю ванной и не могла отделаться от странного чувства. Чувствовала, что сейчас я не совладаю с собой. Вспомнилась ночь, мысли греховные. Опять заколотило сердце. Несколько минут сидела и не могла сдвинуться. В голове шум, слегка кружится голова, рот сухой. Внизу живота гиря, я вся горю…

Через силу и машинально все делала, как всегда. Вода налита, немного геля, вода красивая, теплая и чистая. Я вся грязная в мыслях, горю, в голове вихрь.

Вышла. Раздеваюсь. Машка уже большая и купаю ее вместе с собой.

Подхожу к Машке. Снимаю одеяло. Она смотрит на меня как то особенно, как будто хочет что-то спросить. Боже, какая красавица. Сажаю и снимаю рубашку.

— Я тебя обожаю, родная. Сейчас будем купаться.

Беру Машку и тащу в ванную. Тело горячее, живое. Машка тяжелая. За последние несколько месяцев она похорошела, поправилась, появились складочки, обозначились шарики грудок, и округлилась попка. В ванной присаживаю и удерживаю ее на стульчаке, подмываю. А потом сама залезаю в ванну. Затаскиваю Машку и сажаю ее спиной к себе. Все время что — то говорю и говорю ей, а все мысли о ней и о том.

Ее тело теплое, даже немного горячее. Нежное и одновременно все собрано из ребрышек и косточек. Машка, скорее не толстая, а худая, а ведь я так стараюсь…

Держу пару минут за животик. Он мягкий, плоский и какой-то податливый. Мышцы не рабочие, вернее я их не чувствую, и они не напрягают даже сантиметра ее тела. Плюхаю ногами. Машка в ванной как всегда трепещет. Купаться ей нравится.

До недавнего времени я старалась купать ее одной. А за последний год она подросла, все у нее вытянулось и кое — где, даже припухло. Машка потяжелела, мне с ней как прежде уже не справиться. Я никак не могла к ней приноровиться. Все время мешали то руки, то ноги.

Поэтому я придумала мыть ее вместе с собой. Притащу, усажу рядом, сама залезаю и тяну ее к себе в воду. Сижу и держу ее, полулежа на своих ногах. До сих пор мне становилось как-то спокойно в такие минуты. Я и Машка на руках. Я ее обнимаю и прижимаю к себе. Нам обеим так хорошо! Теплая вода и ее теплое тельце в моих руках меня успокаивали….

А затем, во мне заворочались беспокойные мысли и вопросы…

Ну и что? Сколько еще ты вот так усидишь с ней. Год, два? Всю оставшуюся жизнь? А что дальше, когда состаришься, когда не сможешь ее таскать и ворочать и не сможешь вот так сидеть с ней? Что ты обмякла? Ты что смирилась?!!! Подумай, что станется с твоей девочкой, когда ты уже не сможешь физически ей помочь.

Ищи путь к ее исцелению, думай, как оживлять ее тело, делай же, что ни — будь, наконец!!! Я думала, думала… И я приняла решение.

Либо я подниму ее, либо убью вместе с собой, но одну не оставлю.

А раз так, решила я, то мне все позволено. Сама ее жизнь в моих руках.

Я много читала, искала примеры. Затаив дыхание прислушивалась, когда слышала разговоры о том, что вот, ребенок лежал, лежал, а потом подрос и зашевелился. Знала о том, на что шли иные матери, что проделывали ради своих убогих детей.

Я завела тетрадку, и как алхимик составлял формулы, так и я стала записывать в нее все, что мне удавалось узнать по восстановлению таких деток. Еще не было интернета, но работало сарафанное радио.

Я часами обивала пороги НИИ, сидела в кабинетах светил, а сама думала, думала…

И однажды, на меня произвел сильнейшее впечатление один очень памятный разговор, который и произошел то, как то случайно. Как бы между ожиданиями истин от очередного светила. Не знаю, что меня выдало, и как он — не признанный гений, почувствовал мое состояние? Но он присел в коридоре рядом, перед приемной и так запросто, и с трех предложений покорил меня своей логикой, что я поверила в то, что он мне сказал тогда, причем сразу и безоговорочно.

Его жесткая правда, жуть сказанного мне прямо в лоб, матери своей девочки, выбили меня не только из привычного хода жизни, но из всего того, что я привыкла и понимала в ней до сих пор. После его вопросов о дочери, ее болезни, особенностей поведения и возраста он сразу перешел к изложению сути своей методики.

За его медицинскими определениями и терминами я поняла только одно. Я, и никто другой, смогу найти путь к оживлению дочери. Я, и никто другой, должны делать это своими мозгами и руками. У меня будет всего лишь один шанс, и что этот шанс я уже упускаю. Моя дочь входит в стадию полового созревания и мне надо в это же самое время самой и с помощью непреодолимой силы женской природы ошеломить, потрясти ее так, чтобы от стресса и в какой-то момент включился сам ее организм. И там я впервые услышала.

— Идите на все, на самые крайности и непристойности, и никто вас не вправе будет упрекнуть и осудить.

— Занимайте с ней онанизмом, возбуждайте, оглушайте сексуальными ласками, станьте ей страстной