Искателя разве что не купил этот тревеллер. Его экипаж был склонен делать все, что их попросят. Если могли понять, что от них хотят.

Команда принялась за работу. Эни-Каат убралась у них с дороги. А Джо сказала помощнику:

– Хорошо бы вы нам нашли место, где поспать.

Он коротко глянул на распылитель в ее руке и ответил:

– Да, мэм.

До пересечения Границы конвой дважды сходил с Паутины, оба раза для обмена информацией между командирами и оба раза далеко от всех якорных пунктов. На Панциря это произвело впечатление. У Внешников было больше смелости, чем у навигаторов Канона, которые до колик боялись сходить с Паутины где бы то ни было, кроме тщательно рассчитанных оптимальных пунктов внутри систем. Очень немногие из кораблей Канона годились для долгих переходов в открытом космосе.

Корабль Голосов Божиих ждал возле второго пункта остановки. Он передал известия, что коммандос Дома Трегессер вырвались из поставленной ловушки в Нейтралитете Хемебук.

Сейчас они ничего не могли с этим сделать. Но Панцирь был уверен, что они попытаются при первой возможности сравнять счет. Ему придется поддерживать у них мнение, что он не исчерпал лимит полезности.

Конвой сделал долгий переход к приграничным областям империи Внешников и сошел с Паутины в самом глухом пылевом облаке, которое Панцирю приходилось видеть.

Здесь плотность межзвездного газа и пыли была так высока, что не было видно соседних галактик. Части облака находились в таком интенсивном движении, что их электромагнитные голоса сливались в один бесконечный крик. Бешеные гравитационные приливы разрывали в разные стороны газ, пыль и куски холодной материи размером от песчинки до планетоида. Центром облака была тройная система, состоящая из черной дыры, нейтронной звезды и гиганта, который выворачивали наизнанку первые двое, вращаясь в бешеном орбитальном танце, искажавшем самую ткань пространства. Облако было не более пяти световых лет протяженностью, но Панцирь мог разглядеть невооруженным глазом еще дюжину звезд или протозвезд. Их огонь освещал на пыли волосы ангелов, сплетающиеся в косы огненной бури, накрывавшей все небо.

В этот мальстрем вело четырнадцать прядей. Ни одна не имела якоря.

Провика это заинтриговало. Он считал, что изучение местных условий откроет что-то новое о Паутине, изучение которой для него было больше чем хобби, но далеко от одержимости.

– Я тебе говорю, Кез Маэфель, если мы останемся живы, я просто уйду в отставку. Чем я старше, тем меньше все это меня волнует. Шайк будет рад занять мой пост. А мне дайте вояджер, чтобы парить на нем и пытаться выяснить, что же такое Паутина, зачем она, откуда возникла и все прочее.

И у него в глазах горел настоящий интерес.

– Почетная цель, – заметил Панцирь.

И не оригинальная. Паутина заинтересовывала каждого, кто на нее всходил, к какому бы виду он ни принадлежал.

Насколько было всем известно, Паутина была всегда. Но ее не могла объяснить никакая физика или космология, никакая наука или религия. Физически Паутина не имела права существовать. Она не могла делать того, что делала. Однако делала.

Еще одна из загадок Паутины – никто не нашел ее независимо. Каждый вид, выходивший на Паутину, узнавал этот способ победить железную тиранию фотона от другой расы.

Черт побери, это было как сама вселенная. Как глубоко ни копай, до Первопричины не докопаешься.

– Почетная цель, – повторил Панцирь. – Но я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь добился здесь реального прогресса. Даже Страж Валерены, который провел на ней столетия, мало что сделал, кроме карт неизвестных до него прядей.

Провик неопределенно хмыкнул. Ему неприятно было слышать, что его мечта нереальна.

В облаке конвой двигался медленно, оставляя маяки, идя с поднятыми экранами. Скопление было столь плотно и непредсказуемо, что ни одна карта не была надежной. Двумя днями позже, оставив позади последний конец пряди, он достиг металлической коробки станции в кармане, который держали свободным от опасной холодной материи.

Вскоре после схода Панцирь узнал, что Внешники верят, будто могут им полностью управлять. Они стали давать ему данные, ради которых Военачальник мог бы пойти на убийство. Выдача этих данных гарантировала ему лучшие шансы на успех. А еще – что они его и не думают отпускать.

Однажды Провик заметил:

– Теперь мы знаем, где они берут такие бешеные количества редких металлов. Очевидно, здесь все время взрываются звезды.

У станции стояло около сотни кораблей. В них были видны концепции кораблестроения по крайней мере десяти различных рас. В основном это были длинные и тонкие корабли- охотники Внешников. Отдельной группой, слишком массивные, чтобы войти в гнезда, стояли три корабля самих Голосов Божиих.

Неподалеку была верфь, где строили корабли в промышленном масштабе.

– Готовят свой последний оплот, – предположил Панцирь. – У них нет ложного оптимизма насчет своих шансов в войне. Жаль, что у кваев не было доступа в подобный регион.

– Почему? – спросила Миднайт, не в силах оторваться от поразительного зрелища пылевого облака.

– Мы могли бы драться до сих пор. Стражи не добрались бы до наших корней. Они могли бы только нас запереть, а это навсегда сковало бы силы половины флота.

Внешники знали, что победить они не могут. И они купили его, чтобы выиграть время на строительство в этом облаке тайного убежища своей темной веры.

Голоса Божии не очень заботились о потере своей империи. Эта боль будет терзать их человеческих зверушек-рабов-союзников.

Для этих облако не будет великим благом. Те, кто сюда спасется, не могут спрятаться глубже, чем находится эта станция. Им придется все время двигаться среди хаотической материи. Внешние операции потребуют долгих переходов к концам прядей – путешествий в открытом космосе сроком в десятилетия.

Понимают ли люди-Внешники, что их хозяева собираются их бросить?

Существование такого места и связанные с ним планы говорили о многом. В частности, о том, что Панцирь оказался в челюстях новой моральной дилеммы.

Организовать разрушение Звездной Базы так, чтобы Канону для выживания понадобилось резко измениться, – это не то же самое, что разрушить ее для гарантии выживания омерзительной и хищной веры.

Панцирь посмотрел на Валерену-дубль, на Блаженного, на Провиков, как бы ища вдохновения – и нашел его. В том, чем они были. В том, что они представляли. Одна из величайших язв Канона может стать благословением – из-за их жадности.

В этом облаке было невообразимое богатство. Пусть же Дома бьются за него