улик. Ким, правда, разглядела свои следы на земле, но решила, что это не имеет значения.
Уперев руки в бока, Ким оторвала взгляд от гроба и посмотрела на живописное здание коттеджа. Она попыталась представить, что за жизнь протекала за этими стенами в то далекое темное время ведьмовских процессов, когда бедная Элизабет, сама не зная этого, глотала ядовитые зернышки, лишавшие человека разума. Прочитав уже довольно много книг о приговорах по делам ведьм, Ким узнала массу интересного. В большинстве своем те молодые женщины, которые, подобно Элизабет, были отравлены, становились «одержимыми», то есть теми, кто на суде свидетельствовал против ведьм.
Ким снова посмотрела на гроб. Она была в растерянности. Молодые одержимые женщины сами ведьмами не считались, а с Элизабет получилось по-другому. Исключение составляла только некая Мэри Уоррен, которая была одновременно и обвиняемой, и одержимой. Однако после судебного разбирательства ее оправдали и отпустили на свободу. Так почему же с Элизабет поступили иначе? Почему ее не посчитали одной из одержимых? Может быть, потому, что, будучи одержимой, она отказалась оговорить других? Может быть, она действительно занималась колдовством, как намекнул об этом отец?
Ким вздохнула и покачала головой. У нее не было ответов на эти вопросы. Все упиралось в таинственное окончательное свидетельство и в то, чем это свидетельство могло быть. Ким посмотрела на очертания замка и представила себе бесконечные ряды шкафов, сундуков и ящиков.
Она взглянула на часы. До наступления темноты оставалось еще несколько часов. Повинуясь неожиданному порыву, Ким села в машину и поехала к замку. Ее настолько захватила тайна Элизабет, что она теперь каждую свободную минуту была готова просматривать старые документы.
Войдя в замок через парадную дверь, Ким начала насвистывать, чтобы составить самой себе компанию. Перед центральной лестницей она остановилась в некотором сомнении. Она понимала, что чердак намного предпочтительнее, чем винный погреб, но в прошлый раз она провела на чердаке несколько часов и не нашла ни одного документа семнадцатого века.
Резко повернувшись, Ким прошла через столовую ко входу в винный погреб. Открыв тяжелую дубовую дверь, она включила настенные светильники и спустилась вниз по гранитным ступеням. Проходя по главному коридору, она поочередно заглядывала в боковые отсеки. Поняв, что в хранении материала не было никакого порядка, она решила выработать какой-нибудь разумный план поиска, своего рода стратегию.
По наитию она решила начать с самых дальних закоулков, постепенно систематизируя имеющиеся документы тематически и хронологически.
Пройдя один из отсеков, Ким, повинуясь какому-то безотчетному чувству, вернулась назад и внимательно осмотрела его. Что-то в обстановке показалось ей необычным. Шкафы, бюро, сундуки, ящики… Все также, но присутствовало что-то еще, чего не было в других отсеках. На крышке одного из бюро стоял небольшой деревянный ящик, показавшийся Ким странно знакомым. Она определенно где-то его уже видела. Это же ящик, где в каждом пуританском доме хранилась Библия. Об этом рассказывала девушка-гид в «Доме ведьмы». Ким подошла к ящику и провела пальцами две параллельные полосы по его запыленной крышке. Ящик был деревянным, неполированным, но удивительно гладким. Не было сомнений, что он очень старинный. Взявшись руками за боковые стороны крышки, закрепленной на петлях, Ким открыла ящик.
Почти повторяя по форме ящик, внутри лежала потрепанная Библия в толстом кожаном переплете. Вытащив книгу из ящика, Ким увидела, что под ней лежат какие-то конверты и листы бумаги. Она отнесла Библию в холл, где освещение было лучше. Открыв переплет и перевернув форзац, Ким обнаружила дату. Библия напечатана в Лондоне в 1635 году. Она перелистала книгу в надежде, что между страницами могут оказаться какие-нибудь бумаги, но тщетно: там ничего не было.
Ким уже собиралась отнести Библию обратно в ящик, когда, перевернув последнюю чистую страницу, обнаружила на ней надпись:
Открыв последний форзац, Ким обнаружила за ним несколько незаполненных печатным текстом страниц, озаглавленных набранным типографским способом заголовком
Ким была потрясена. Это означало, что Рональд спустя всего десять недель после смерти Элизабет женился на ее сестре! Ким показалось это слишком скоропалительным. Она опять задумалась над поведением Рональда и не могла удержаться от мысли о причастности Рональда к казни Элизабет. Слишком уж поспешной казалась эта женитьба! Наверняка Ребекка и Рональд были любовниками еще до смерти Элизабет.
Утвердившись в этой мысли после такой находки, Ким вернулась к ящику и вынула оттуда конверты и бумаги. Она открыла конверты, надеясь обнаружить там личную переписку, но ее ждало разочарование. Все это были деловые письма, относящиеся к периоду с 1810 по 1837 год.
Ким занялась неупакованными в конверт бумагами. Она просматривала их лист за листом, очень тщательно. Хотя эти бумаги относились к более старым временам, в них не удавалось обнаружить ничего интересного до тех пор, пока Ким не натолкнулась на сложенные втрое плотные листы. Развернув многостраничный документ, на котором еще сохранились следы восковой печати, Ким обнаружила акт передачи в собственность огромного участка земли, который в документе именовался Нортфильдским владением.
На второй странице акта Ким нашла карту. Ей нетрудно было опознать эту территорию. Кроме нынешних владений Стюартов, участок включал в себя земли, где теперь находились Кернвудский сельский клуб и Гринлаунское кладбище, далее участок простирался на противоположный берег Ден-верс-Ривер, которая в те времена называлась Вулстон-Ривер. Граница владений заканчивалась в Беверли. На северо- западе участок достигал Пибоди и Денверса, который тогда назывался деревней Салем.
Перевернув еще одну страницу, Ким нашла самую интересную часть акта. За покупателя на документе расписалась Элизабет Фланаган Стюарт. Под росписью стояла дата 3 февраля 1692 года.
Ким приняла к сведению тот факт, что покупателем выступала Элизабет, а не Рональд. Это показалось ей странным, хотя она вспомнила добрачный документ, дававший Элизабет право заключать сделки от своего собственного имени, который Ким нашла в суде графства Эссекс. Но почему Элизабет оказалась покупательницей такого огромного участка земли, который наверняка стоил целое состояние?
За последней страницей документа следовал маленький лист бумаги, заполненный совершенно другим, незнакомым почерком. Ким узнала подпись. Документ был подписан членом магистрата Джонатаном Корвином, бывшим владельцем «Дома ведьмы».
Поднеся бумагу ближе к свету, Ким прочитала, что это была резолюция Джонатана Корвина, отклоняющая петицию Томаса Путнама, требовавшего признания сделки недействительной на том основании, что подпись Элизабет не имеет юридической силы.
В заключение своей резолюции член магистрата Корвин писал: «Законность подписи на вышеупомянутом контракте покоится на договоре, заключенном Рональдом Стюартом и Элизабет Фланаган 11 февраля 1681 года».
— Боже мой, — пробормотала Ким. У нее было такое впечатление, что она сквозь маленькое потайное окошко заглянула в семнадцатый век. Из прочитанных ею книг она знала имя Томаса Путнама. Он был одним из главных действующих лиц той междоусобной борьбы, которая велась в Салеме до ведьмовской лихорадки, многие историки склонялись к мысли, что именно он являлся той скрытой пружиной, которая привела в действие весь дьявольский механизм процессов. Большинство обвинений было предъявлено одержимыми женой и дочерью Путнама. Очевидно, он не знал о существовании добрачного договора между Рональдом и Элизабет, когда писал свою петицию.
Ким медленно перелистывала акт и резолюцию. То, что она узнала, могло сыграть важную роль в понимании случившегося с Элизабет. Очевидно, Томас Путнам был весьма раздосадован тем, что землю купила Элизабет, и, учитывая его зловещую роль в процессах по делам ведьм, его враждебность достигла очень высокой степени. Возможно, именно эта враждебность ввергла Элизабет в эпицентр трагедии.
