— Я не говорила, что нет.

— Леди, которая не притворяется, — сказал он одобрительно. — С каждой минутой Вы нравитесь мне все больше.

Грейс поджала губы, следя за ним через плечо.

— Вы не очень высокого мнения о женщинах.

— Прошу прощения. Я должен был сказать человек, который не притворяется. — Его лицо осветилось улыбкой, которая потрясла ее всю до кончиков пальцев. — Я никогда не буду утверждать, что мужчины и женщины взаимозаменяемы, и благодарю небеса за это, но что касается правдушки, ни один из полов не получит высокой оценки.

Она смотрела на него с удивлением.

— Я не думаю, что есть такое слово — правдушки. Точнее, я совершенно уверена, что нет.

— Нет? — Его глаза метнулись в сторону. В течение секунды — даже не секунды, но достаточно долго для нее, чтобы задуматься, не смутила ли она его. Этого не могло быть. Он не лез за словом в карман и чувствовал себя совершенно уверенно. Достаточно было дня знакомства, чтобы понять это. И действительно, его улыбка стала беспечной и насмешливой, а глаза явно сияли, когда он сказал: — Что ж, должно быть нет.

— Вы часто составляете слова?

Он скромно пожал плечами.

— Я пытаюсь сдерживать себя.

Она посмотрела на него с большой долей сомнения.

— Да, — возразил он. Затем прижал руку к сердцу, словно был ранен, но его глаза смеялись. — Почему никто не верит мне, когда я говорю, что я — высоконравственный и честный джентльмен, имеющий намерение следовать каждому правилу на этой земле.

— Возможно, потому, что большинство людей знакомится с Вами, когда Вы приказываете им выйти из кареты с оружием в руках?

— Так и есть, — признал он. — Вы считаете, что это влияет на отношение?

Она взглянула на него, в его изумрудные глаза, в которых затаилась улыбка, и она почувствовала, что ее губы задрожали. Она хотела смеяться. Она хотела хохотать так, как она хохотала, когда ее родители были живы, когда у нее была свобода выискивать в жизни различные нелепости и время, чтобы смеяться над ними.

Было такое чувство, словно что–то проснулось в ней. Это было замечательное ощущение. Очень приятное. Ей хотелось поблагодарить его за это, но она выглядела бы самой настоящей дурой. И тогда она поступила еще лучше.

Она извинилась.

— Простите, — сказала она, приостановившись в начале лестницы.

Казалось, это удивило его.

— За что?

— За… сегодня.

— За то, что похитили меня. — То ли удивленно, то ли снисходительно произнес он.

— Нет, я не это имела в виду, — возразила она.

— Вы были в карете, — напомнил он. — Я уверен, что любой суд, действующий по нормам общего права, признал бы Вас сообщницей.

О, это было больше, чем она могла вынести.

— Я полагаю, это был бы тот же самый суд, действующий по нормам общего права, который послал бы Вас на виселицу этим же утром, но чуть раньше, чтобы наказать за то, что Вы угрожали герцогине пистолетом.

— Ну–ну. Я же говорил Вам, что за это нарушение не положена виселица.

— Нет? — усомнилась она, в точности повторяя его более раннюю интонацию. — А должна бы.

— Вы так думаете?

— Если принять правдушку за слово, то обращение к герцогине с оружием в руках — достаточная причина для получения приговора о повешении.

— Вы сообразительны, — сказал он восхищенно.

— Спасибо, — сказала она и затем добавила, — у меня не было практики.

— Да. — Он мельком взглянул через холл в гостиную, где вдова, по–видимому, все еще восседала на своем диване. — Она требует от Вас молчаливости, не так ли?

— Слуге не полагается быть разговорчивым.

— Это — то, как Вы себя видите? — Его глаза поймали ее взгляд, несмотря на то, что она отошла уже достаточно далеко. — Слуга?

Теперь она действительно ушла далеко вперед. Если он и хотел узнать что–то о ней, то она не была уверена, что она хочет, чтобы он это сделал.

— Не отставайте, — сказала она, предлагая ему следовать за ней вверх по лестнице. — Синяя шелковая спальня превосходна. Очень удобна, утром прекрасно освещена. В ней замечательные художественные работы. Я думаю, что она Вам понравится.

Она говорила и говорила без умолку, но он был достаточно любезен, чтобы не делать ей замечаний. Вместо этого он произнес:

— Я уверен, что это будет лучшим из моих последних апартаментов.

Она посмотрела на него с удивлением.

— О, я полагала… — Она не закончила, слишком смущенная, чтобы сказать, что она думала о нем, как о бездомном кочевнике.

— Жизнь на почтовых станциях, либо в чистом поле, — сказал он с притворным вздохом. — Такова судьба разбойника.

— Вы наслаждаетесь этим? — Она сама удивилась, спросив об этом, и еще больше была удивлена тем, что с любопытством ждала ответ.

Он усмехнулся.

— Грабя экипажи?

Она кивнула.

— Это зависит от того, кто находится в экипаже, — сказал он мягко. – Я очень счастлив, что не грабил Вас.

— Не грабили меня? — Она обернулась, и лед, который до этого слегка потрескивал, был сломан окончательно.

— Я не взял ни одной вещи, не так ли? — ответил он, на лице — святая невиновность.

— Вы украли поцелуй.

— Ах, это, — развязно сказал он, наклоняясь к ней, — Вы его мне сами подарили.

— Мистер Одли…

— Я действительно хочу, чтобы Вы звали меня Джеком, — вздохнул он.

— Мистер Одли, — сказала она снова. — Я не дарила… — Она быстро осмотрелась, затем понизила голос до еле слышимого шепота. — Я не дарила… дарю… что Вы сказали, что я сделала.

Он лениво улыбнулся.

— Слово «поцелуй» так опасно?

Она сжала губы, поскольку, на самом деле, не было никакого способа получить превосходство в этой беседе.

— Очень хорошо, — сказал он. — Я не буду Вас мучить.

Это было бы доброе и щедрое обещание, если бы за этим не последовало:

— Сегодня.

Но даже после этого она улыбнулась. Было трудно не улыбаться в его присутствии.

Они были уже в холле второго этажа, и Грейс повернула к семейным апартаментам, где он должен остановиться. Они шли молча, и у нее было достаточно времени, чтобы рассмотреть джентльмена, шагавшего рядом. Ей было не важно, что, по его словам, он не завершил учебу в университете. Несмотря на