Джек всегда гордился тем, что был способен найти иронию в любой ситуации, но стоя здесь в Белгрейве, в одной из множества гостиных Белгрейва, он видел только голую холодную реальность.

Шесть лет он был офицером в армии Его Величества, и если он и изучил что–либо за эти годы на поле битвы, так это то, что жизнь могла, а часто и делала крутой поворот в какой–то определенный момент. Один неправильный поворот, одна пропущенная подсказка, и он мог проиграть всю компанию. Но как только он возвратился в Великобританию, он, так или иначе, упустил это из виду. Его жизнь стала рядом мелких решений и незначительных столкновений. Верно, что он жил жизнью преступника, которая означала, что он всегда находился в нескольких шагах от петли палача. Зато ничья жизнь не зависела от его действий. И ничьи средства к существованию.

Он никогда серьезно не относился к ограблению экипажей. Это была игра, в которую играл мужчина слишком образованный и никем не руководимый. Кто бы подумал, что одно из его пустяковых решений — выйти на дорогу Линкольна на севере вместо юга, приведет к этому? Одно было ясно наверняка: его беззаботная жизнь на дороге закончилась. Он подозревал, что Уиндхэм будет более чем счастлив, если он без слов уедет как можно дальше отсюда, но только не вдова. То, что сказала о ней мисс Эверсли, не в счет, он был совершенно уверен, старая летучая мышь пойдет на все, чтобы удержать его на привязи. Возможно, она и не передала бы его властям, но она, конечно же, могла рассказать всем о том, что ее давно потерянный внук разъезжает по сельским дорогам и грабит экипажи. Если бы она это сделала, было бы затруднительно продолжать заниматься выбранной профессией.

А если он действительно герцог Уиндхэм…

Да поможет им всем Господь.

Он начинал надеяться, что его тетя лгала. Потому что никто не желал ему такой власти, и меньше всех он сам.

— Пожалуйста, может кто–нибудь объяснить… — Он вздохнул и остановился, сжав пальцами виски. Было ощущение, словно целый батальон промаршировал через его голову. — Кто–нибудь может объяснить генеалогическое древо? — Кто–то же должен знать, был ли его отец наследником герцогства? Его тетя? Его мать? Он сам?

— У меня было три сына, — решительно начала вдовствующая герцогиня. — Чарльз был самым старшим, Джон — средним, и Реджинальд — младшим. Ваш отец уехал в Ирландию только после того, как Реджинальд женился, — на ее лице отразилось отвращение, и она кивнула головой в сторону Виндхэма, — на его матери.

— Она была из семьи Ситов, — сказал Уиндхэм без всякого выражения. — Ее отец владел фабриками. Множеством фабрик. — Одна его бровь поднялась. Совсем чуть–чуть. — Теперь они принадлежат нам.

Губы вдовы напряглись, но она не прервала его.

— Мы были уведомлены относительно смерти Вашего отца в июле 1790.

Джек кивнул. Ему сказали то же самое.

— Спустя год после этого, мой муж и мой старший сын умерли от лихорадки. Я не болела. Мой младший сын больше не жил в Белгрейве, таким образом, он тоже избежал ее. Чарльз еще не был женат, и мы полагали, что и Джон умер, не оставив потомства. Поэтому герцогом стал Реджинальд. — Она сделала паузу, но ничто не выдавало ее эмоций. — Это было неожиданно.

Все посмотрели на Уиндхэма. Он ничего не сказал.

— Я останусь, — сказал Джек спокойно, потому что видел, у него не было другого выбора. И, возможно, ему не повредило бы лучше узнать своего отца. Человек должен знать, от кого он произошел. Именно это всегда говорил его дядя. Джек начал задаваться вопросом, не просил ли он прощения, заранее. На тот случай, если однажды он решит, что хочет быть Кэвендишем.

Конечно, дядя Уильям не встречал этих Кэвендишей. А если бы встретил, то пересмотрел свое утверждение полностью.

— Это самое разумное, — сказала вдова, хлопая в ладоши. — Теперь мы…

— Но сначала, — вмешался Джек, — я должен вернуться в гостиницу собрать свои вещи. — Он оглядел гостиную, почти смеясь над окружающим его богатством. — Хотя их и не так много.

— Ерунда, — сказала вдова оживленно. — Ваши вещи будут заменены. — Она оглядела его костюм для путешествий. — И могу добавить, что вещами гораздо лучшего качества.

— Я не спрашивал Вашего разрешения, — сказал Джек беспечно. Ему не нравилось, если голос выдавал его гнев. Это ставило собеседника в неудобное положение.

— Но…

— Кроме того, — добавил Джек, так как действительно больше не желал слышать ее голос, — я должен дать разъяснения своим партнерам. — При этом он посмотрел на Уиндхэма. — Ничего близкого к правде, — добавил он сухо, чтобы герцог не подумал, что он намеревается распространить по всему графству какие– либо слухи.

— Не исчезайте, — приказала вдова. — Уверяю Вас, Вы об этом пожалеете.

— Не стоит беспокоиться, — сказал Уиндхэм вежливо. — Кто же исчезнет, если ему обещано герцогство?

Челюсть Джека напряглась, но он заставил себя расслабиться. Для этого дня одной драки было достаточно.

И тогда, черт бы его побрал, герцог резко добавил:

— Я буду сопровождать Вас.

О, мой Бог. Это было последнее, в чем он нуждался. Джек развернулся вокруг себя, чтобы оказаться лицом к нему, в сомнении приподняв одну бровь.

— А что, есть необходимость волноваться о моей безопасности?

Уиндхэм явно напрягся, и Джек, научившийся замечать даже мельчайшие детали, увидел, как сжались его кулаки. Итак, он оскорбил герцога. С этой точки зрения и принимая во внимание синяки, которые он, наверняка, обнаружит на своем горле, он явно не был осторожен.

Он повернулся к мисс Эверсли со своей самой скромной улыбкой.

— Я — угроза его титулу. Конечно, любой разумный человек подверг бы сомнению свою безопасность.

— Нет, Вы неправы! — выкрикнула она. — Вы недооцениваете его. Герцог…

Она бросила испуганный взгляд на Уиндхэма, и они все ощутили ее неловкость, когда она поняла то, что сказала. Но она была решительной девушкой и справилась.

— Он — один из самых благородных людей, которых я когда–либо встречала, — продолжала она голосом низким и пылким. — Вы никогда не приехали бы, чтобы навредить ему.

Ее щеки вспыхнули от страсти, и Джек был неприятно поражен мыслью, было ли что–нибудь между мисс Эверсли и герцогом. Они проживали в одном доме или, вернее, замке, в компании всего лишь озлобленной старой леди. И хотя вдова была совсем не стара, Джек не мог предположить, что существовала нехватка возможностей участвовать в развлечениях у нее под носом.

Он наблюдал за мисс Эверсли совсем близко, его глаза не отрывались от ее губ. Он удивил себя, когда поцеловал ее прошлой ночью. Он не хотел этого, и он, конечно, никогда не делал этого прежде, грабя экипажи. Но это казалось самой естественной вещью в мире — касаться ее подбородка, наклонить ее лицо к своему и захватить ее губы своими.

Мгновение было ласковым, но мимолетным, и только сейчас он по–настоящему понял, что хотел намного больше.

Он посмотрел на Уиндхэма, и его ревность, должно быть, отразилась на его лице, потому что его недавно обретенный кузен выглядел несколько удивленным, когда произнес:

— Уверяю Вас, что не буду прибегать к тем средствам, которые у меня имеются.

— Вы сказали ужасную вещь, — ответила мисс Эверсли.

— Зато честно, — признал Джек с поклоном. Ему не нравился этот человек, этот герцог, который рассматривал мир как свои частные владения. Но он ценил честность независимо от источника.

И пока Джек смотрел ему в глаза, казалось, между ними родилось невысказанное соглашение. Они не должны быть друзьями. Они не должны быть даже дружелюбны. Но они будут честны друг с другом.

Это Джека вполне устраивало.