Я была твердо убеждена, что нас встретят Петя и его отец Александр Сергеевич. Догадывалась, что почти наверняка придет Александр Александрович и еще кто-нибудь из театральной труппы. Могли среди встречающих нас оказаться и Полина с Никитой, и дедушка Полины, томский полицмейстер. Если окажутся свободны, то и следователь Аксаков со своими помощниками придут встречать. Товарищ прокурора Еренев…

Все эти свои предположения я рассказывала маменьке, когда поезд уже почти добрался до перрона станции.

– Чуть не забыла! Григорий Алексеевич Вяткин![15] Этот будет непременно!

– Если я верно все помню, господин Вяткин – это журналист?

– Совершенно верно, журналист. Репортер и рецензент. Еще неплохие фельетоны пишет.

– Тогда объясни мне, откуда ему знать о нашем приезде?

– Если ты полагаешь, что я или дедушка специально его предупредили, то это не так. Думаю, что никто из театра о нашем приезде пока открыто не говорил. Господа Макаровы тоже.

– Тем не менее, и полиция, и журналисты могут быть в курсе?

– Маменька! Это не столица! Здесь все про все знают. А уж полиции и журналистам это положено по чину. Тем более что встречать они нас будут не по своим обязанностям, а из дружеского расположения.

– Ох, очень надеюсь, что из всех названных тобой людей будет хотя бы не больше половины. А то они весь перрон займут, и нам некуда будет ступить.

Маменька оказалась права и не права. Пришли все мною названные, кроме Петиного одноклассника Никиты, который, как вскоре стало известно, сильно хромал, и доктор запретил ему длительные прогулки. Но были люди, которых я пусть и помнила и была очень рада встрече с ними, но никак не ожидала увидеть прямо на станции. Получается, что маменька ошиблась, решив, что и половины перечисленных мной людей не соберется, их даже больше оказалось. А вот на перрон нам ступить удалось не сразу, оттого что возле нашего вагона возникла небольшая сумятица. Создали ее два фотографа, с обычной для них бесцеремонностью оттеснившие в сторону даже таких важных персон, как господин градоначальник и господин полицмейстер. И потребовавших, чтобы маменька позировала, оставаясь на подножке вагона.

Само собой такое действо, как полыхание магниевых вспышек и клубы дыма от них, привлекло ненужное нам внимание всех остальных пассажиров и встречающих, собралась многолюдная толпа, все спрашивали друг у друга, что за значительная персона встречаема здесь важным начальство и журналистами. Кто-то даже крикнул: «Ура Великой княгине Ольге Александровне!» Но его не поддержали и даже стали на этого господина шикать. Маменьку это рассмешило, она засмеялась, дружно полыхнули обе вспышки, и фотографы, довольные красивым кадром, отошли в сторонку. Александр Сергеевич помог маменьке сойти на перрон, а вежливо стоявший за его спиной Петя протянул руку мне. И жутко смутился тем, что на нас в этот миг сосредоточилось все внимание. А тут еще один из фотографов решил и нас снять. Бедный Петя смутился еще больше, чем доставил мне несказанное удовольствие – я его хоть и укоряла за это, но мне очень нравилось, каким милым он становился в такие моменты. И я уже успела слегка забыть, как он выглядит, когда смущается.

Тут подоспел дежурный жандарм и вежливо, но настойчиво попросил не создавать толчеи. Большинство вняло ему с первого слова – у каждого доставало своих дел, да и мороз не способствовал пустому созерцанию неизвестно кого и непонятно чего. Тем не менее, подле нас осталось очень много людей. Господин Корсаков пришел нас встречать со своей супругой Екатериной Дмитриевной и нашим (ох, как приятно сказать порой «с нашим!») комиком Иваном Ивановичем Тихомировым. Из полиции был не только сам полицмейстер, но и Дмитрий Сергеевич Аксаков, и оба его помощника. Был, само собой, господин Вяткин. Была Полина и еще несколько моих знакомых, в том числе Аня Королева. Я их увидеть прямо сейчас не ожидала, но вполне это допускала. А вот кого не ждала на вокзале, так это Марию Степановну и Пелагею[16]. Понятия не имею, как мне нужно было вести себя с ними согласно этикету, но я про него просто забыла и сразу кинулась к милым моему сердцу женщинам. Мария Степановна даже прослезилась, да и у меня слезы навернулись.

– Это мы с тобой зазря, доченька, – спохватилась она, – на морозе плакать последнее дело, может слезинку и приморозить.

– Совершенно верно, господа. Незачем нам стоять на морозе, прошу всех пройти в здание вокзала, где и поприветствовать друг друга как положено, а не на скаку, – первым нашелся Григорий Алексеевич, и все охотно его предложением воспользовались.

– Собственно, – заговорил, едва миновав двери вокзала, наш антрепренер, – как бы нам всем ни хотелось с вами, Ирина Афанасьевна, и с вами, Дарья Владимировна, пообщаться, но мы не можем не понимать, что вам необходим отдых с дороги. Поэтому позволю себе задать вам, Ирина Афанасьевна, единственный вопрос, после чего мы удалимся. На какой день нам назначить встречу труппы с вами?

– А какого расписания вы обычно придерживаетесь?

– Обычно с утра мы собираемся к десяти часам.

– Ну и отлично! Буду без опоздания.

Похоже, эти простые и деловые слова произвели на артистов нужное впечатление, потому что прощались они со счастливыми лицами.

– Я думаю, что Ирина Афанасьевна по окончании репетиции сможет уделить внимание и вам, Григорий Алексеевич, – сказала я вполголоса, – хотя лично я предпочла бы с вами не расставаться вовсе, так я по вам соскучилась.

– Так я могу быть уверенным, Ирина Афанасьевна? – обратился журналист к маменьке.

– Она мне столько про вас рассказывала, что мне самой не терпится завязать с вами знакомство, – ответила маменька, и журналист неожиданно смутился, почти как Петя. Откланялся и ушел.

– Нам остается проявить такую же деликатность, – рассмеялся Дмитрий Сергеевич. – Бесконечно рады вновь увидеть вас, Даша, и не менее счастливы знакомству с вами, Ирина Афанасьевна.

Его помощники пожали нам руки, а затем коснулись ими козырьков фуражек и, развернувшись, пошли к выходу.

– Ну коли тут все разделикатничались, – заговорила Мария Степановна, – то и мы с Пелагеей не станем под ногами путаться. Только вы распорядитесь, чтобы багаж ваш отправили ко мне, а не в гостиницу.

Тут мы слегка опешили.

– Вы, Ирина Афанасьевна, конечно вольны решать, но как по мне, то не дело это – юным девушкам по гостиничным номерам проживать. Да и вам тоже, молодой и такой красавице, нечего там делать. Тем более, когда есть свое жилье.

– Э-э-э… А мы вот возьмем и согласимся! – засмеялась маменька так громко, что снова на нас все стали оглядываться.

– Ну хотя бы на обед к нам вы их отпустите, Мария Степановна, – обратился к нашей домохозяйке градоначальник. – У нас уж все накрыто!

– На обед, пожалуй, и пущу, – заулыбалась Мария Степановна. – Хотя нужно было бы проверить, хорошо ли у вас готовят. Но раз вы градоначальник, так и быть, поверю вам на слово. Но чтобы ужинать уже дома!

Мария Степановна с Пелагеей удалились, а Александр Сергеевич спросил:

– Так что же, отменить заказанный для вас номер в «Европейской»?

– Да уж отменяйте. Нам не слишком удобно обременять собой добрую женщину, но раз она сама приглашает, то отказывать станет неблагодарностью.

– Тогда едем к нам обедать, – успокоился Александр Сергеевич. – Стол и вправду уже накрыт, так что и ждать не придется. Сергей Николаевич, мы за супругой вашей станем заезжать?

– Они с дочерью поди уж у вас командуют. Обещали сами добраться.