а плохо загримированный и неправильно одетый лицедей. Опыт у меня уже был, приходилось однажды разъяснять одному мальчишке, что приклеенные усы и борода не сделают его взрослым. Даже похожим на взрослого не сделают. И тут я осеклась. Потому что именно с этим мальчишкой мы все же устроили позже переодевание, и даже некоторая польза от того маскарада была. Нет! Тут совсем иное дело, потому что есть и другие аргументы против.
– К тому же я не уверена, что православная святая вообще может явиться к Софье Яковлевне, – привела я один из таких аргументов.
– Ой! Отчего?
– Оттого что она не православная.
– Правда? А отчего вы так решили? Нет, не объясняйте, сама сейчас подумаю… Она креста не носит!
– Верно, поверх платья креста не видно. Но крест нательным зовут оттого, что его на самом теле обычно носят. Но есть более видимая причина. Сами подумаете?
– Да-да! Вспомнила! Она ни разу не перекрестилась! Были поводы, все крестились, она нет. Так?
– Так. И выходит, что Софья Яковлевна – не православная. Скорее всего, иудейской веры.
– А вдруг язычница? Ой! Это уж совсем глупо будет, потому как я не знаю, кого язычники почитают, кто им может указание сделать. Не каменные же идолы?
– Язычники почитают разных богов, а еще и духов. Они для них, наверное, не меньшие авторитеты, чем для нас святые.
– А для иудеев?
– Ну у них тоже должны быть святые. Только я не помню какие.
– Я тоже ничего припомнить не могу. Ой! Вы тут про духов сказали, так, может, к ней не святая придет, а дух какой? То есть привидение! В привидений все-все верят и боятся.
– Может, проще попросить вашу маменьку нагадать ей то, о чем мы попросим?
– Да вы что? Маменька своим гаданиям верит и ни за что не скажет того, чего карты не говорят. Лучше уж привидение!
– Но привидение может быть только одно! Нас двое, и одна из нас должна будет следить, чтобы оно не попалось на глаза кому другому, а не Софье Яковлевне. Вы все это придумали, вам и быть привидением!
Я надеялась, что Маша пойдет на попятную, но не угадала.
– Пусть я буду привидением, – покорно согласилась моя приятельница и зябко дернула плечами. Ей уже становилось страшно.
Ирина Родионовна позвала Машу к обеду, мы условились встретиться позже, и я пошла к себе.
«О господи, – подумала я. – Если в этом поезде еще и привидение заведется, что же это получится?»
Мне стало жутко стыдно за предстоящую проказу, но еще больше захотелось довести ее до конца.
9
Дедушка также собирался обедать, и я пошла умываться. По возвращении я застала Ивана Порфирьевича возле нашего купе.
– Вот, сговорились с Афанасием Николаевичем вместе идти обедать, – сказал он. – Не возражаете?
– Конечно, нет, – сказала я, уступая дорогу проходящему мимо нас старшему проводнику.
– Любезный, – окликнул его Еренев. – Могу я задержать вас на два слова?
– За-ради бога!
– Попрошу не обижаться, у меня нет причин вам не верить, и вопрос я задам лишь для того, чтобы прояснить для себя некоторые детали. Вот вы сказали, что в поезде не было посторонних. Но выказали небольшую неуверенность в этом. Отчего?
– Понимаете, ваше высокоблагородие, не стану врать, на других поездах случалось, что пускали в них без билета и даже знали, для чего пускали! Но здесь такого не заведено. На экспрессе служить и почетно, и удобства разные, и заработок выше. Никому не хочется такое место терять. Это у нас первое будет.
Проводник загнул мизинец левой руки, но не пальцем правой, а ключом, который в правой руке держал. Необычный, надо сказать, был ключ у него. Иван Порфирьевич кивнул.
– Второе будет вот каким. Большая часть пассажиров едет из Иркутска до Москвы и Петербурга, так что подсаживались немногие. И пустых мест у нас раз-два и обчелся. Ваш вагон целиком и полностью занятый подцепили. Куда тут чужому пристроиться и как в поезд прошмыгнуть?
Проводник загнул второй палец.
– Чувствую, что есть у вас и третье, – подбодрил его товарищ прокурора.
– Ох, есть. Ваши сотоварищи с концертом – не могу ничего плохого сказать, всем понравилось, – но суету подняли невероятную. Никто на месте не сидел, все туда-сюда-обратно, из конца в конец бродили. Могу с уверенностью сказать, что до станции Обь к нам бы и мышь не проскользнула. А вот в Оби и далее одну станцию, пока все не угомонилось, дело посложнее было. Мог чужой проникнуть. Была такая крохотная щелочка! Но это проникнуть! А куда, скажите на милость, он бы делся, как все разошлись и спать стали? То-то и оно! Вот и вышло, что врать, будто в точности никого не было, не хотел и говорил, что, наверное, не было, а не в точности.
– Спасибо большое. А с кем за столом был убитый?
– Так с офицерами молодыми, а четвертым был кто-то из иноземцев. Коли надо, так я спрошу у официантов, они вернее должны помнить.
– Спросите, сделайте одолжение.
Проводник ушел, Иван Порфирьевич обернулся ко мне:
– А что, Дарья Владимировна, можете вы с вашей новой знакомой Марьей Петровной переговорить с теми офицерами? На предмет, не было ли чужих в поезде, не вертелся ли кто подле их стола? Вот и славно! А с четвертым игроком я поговорю о том же. Вдруг что любопытное откроется.
– Какие будут указания? – полушутя спросила я.
– Какие могут быть указания, Даша? – всерьез ответил Иван Порфирьевич. – Я уж давно считаю вас опытным сыщиком и уверен, что вы и сами справитесь.
А вот последняя фраза каплю иронии содержала! Но я ничуть не обиделась.
– Ну-с, все в сборе? – спросил дедушка, появляясь в коридоре. – Идемте кушать.
Одним из наших планов на дорогу был перевод присланной маменькой пьесы английского сочинителя мистера Бернарда Шоу. Оказавшись вновь за одним столом с английским журналистом, дедушка завел разговор об этой пьесе.
– О! – сказал мистер Фрейзер. – Не считаю себя человеком, глубоко понимающим театр, но выскажу уверенность в том, что этот ирландец мистер Шоу прославится наравне с Шекспиром.
– Даже так?
– Несомненно! Этот драматург умеет уловить суть жизни, а не это ли главное в театре? Кстати, он большой острослов, что может подтвердить мои слова. Да вот один из его афоризмов, подходящий к нашему случаю: больше всего люди интересуются тем, что их совершенно не касается.
– Афоризм хорош и по-английски тонок, – похвалил дедушка. – И подходит к любому случаю.
– Я имел в виду то бурное обсуждение трагического происшествия в нашем поезде, что сейчас происходит за каждым столом здесь и в каждом купе, – понял намек англичанин. – А ведь оно никого из пассажиров не касается напрямую.
– И что же говорят? – не удержалась я.
– Строят догадки и рассказывают небылицы, – вежливо ответил мистер Фрейзер. – Говоря по правде, я не прислушивался.
– Получается, что именно журналист проявляет странное для него безразличие к такой популярной теме?
– Отчего вы так решили? Факты меня интересовали. Я постарался увидеть все, что возможно было увидеть своими глазами, задал несколько вопросов очевидцам. Но досужие рассуждения мне действительно неинтересны.
– А свое суждение у вас сложилось? Быть может, возникла какая параллель со схожими случаями? – не отставала я.