В прозрачную воду Чистого озера окунулся ослепительно-яркий месяц, распугал рыбу, и оттого она плескалась у самого берега, прячась в тени чуть слышно, таинственно шелестящих деревьев. Ускользая от веселого буйного огня, высоко в небо взлетали золотые искры, а к пленительному аромату леса подмешивался терпкий дымок костра.

— Супер! Хорошо, как никогда, прямо как в сказке. Ну правда, здесь классно, а? — вдохнув полной грудью волшебный хвойный воздух, с восторгом воскликнула Катька. — Нет, вы только посмотрите, какая красота!

Лешка, не отводя завороженных глаз от огромного золотисто-красного пламени, молча кивнула, а ее брат Ромка вынул из костра пылающую хворостинку, вытянув губы трубочкой, подул на нее, как на бенгальский огонь, и торжествующе хмыкнул:

— Ты, Катька, уж который раз об этом трындишь. Лучше скажи спасибо мне. Если бы не я, этого похода вообще не было бы. А мне вас еще и упрашивать пришлось сюда ехать.

— Но я и представить себе не могла, как прикольно ночью у озера. Ну правда — супер? — Катька завертела головой, призывая всех, кто сидел вместе с ней у костра, поддержать ее восторги.

— Согласна. Я давно не испытывала ничего подобного, — охотно откликнулась Маргарита Павловна.

— Супер, супер, — сверкнул белозубой улыбкой Жан-Жак и подмигнул Катьке.

Вообще-то, Ромка, Лешка, Катька и Артем собирались на это красивое озеро вчетвером, а взрослые присоединились к ним совершенно случайно. Впрочем, ребята этому были только рады. Они любили бывать в компании с Маргаритой Павловной и ее мужем-французом — с этими людьми у них была давняя и самая настоящая дружба. А еще в тот вечер у костра сидели толстый, сиплый и очень добрый старик — отставной майор милиции Петр Иванович Сапожков — и его внук Алексей, тоже милиционер, но пока еще в чине лейтенанта. И дед, и внук тоже были очень хорошими друзьями ребят. К тому же Алексей был напичкан всякими историями из милицейских будней и охотно ими делился, разумеется, теми из них, которые больше не представляли служебной тайны.

Вот и сегодня внук Петра Ивановича не обманул ничьих ожиданий: рассказал много интересного и ответил на кучу разных вопросов. А потом в общем разговоре, как это часто бывает, наступила долгая пауза. Все молча смотрели на рвущийся вверх огонь, и каждый думал о чем-то своем. Пока тишину не нарушила Катька своими дикими восторгами.

Все снова заговорили, засмеялись, стали наливать себе чай, а Ромка, бросив в костер обгоревшую хворостинку, обратил к Катьке раскрасневшееся лицо и таинственным голосом прошептал:

— Обещаешь?

Катька отпрянула от него и, высокомерно сморщив свой короткий, аккуратный носик, спросила:

— А что обещать-то?

— Нет, ты сначала скажи, обещаешь?

— Нет, это ты сперва скажи, что я должна тебе обещать?

— Нетушки. Пообещай сначала ты.

— Ну, не знаю, — нерешительно протянула девчонка.

Тогда Ромка насупился, сделал вид, что жутко обиделся, и примолк. В Катьке же проснулось жгучее любопытство, и она, заинтригованная, забыв о том, что с Ромкой надо держать ухо востро, потеряла всякую бдительность и торопливо закивала:

— Ну ладно, ладно, обещаю, говори, что хотел.

По правде сказать, Катька надеялась, что Ромка спросит: «Обещаешь молчать?» — а потом доверит ей какой-нибудь невообразимо важный секрет. Он же ткнул в нее пальцем и хитренько усмехнулся.

— Учти, что ты пообещала встать завтра утром по первому моему требованию и пойти со мной в лес, сама знаешь зачем.

— А ну тебя, — надулась Катька, больно пихнув Ромку локтем в бок. А он, довольный быстро достигнутым успехом, отодвинулся подальше от костра и движением подбородка указал на Алексея.

— Слушай!

Лейтенант милиции по просьбе деда приступил к очередному рассказу о том, как его отдел целый месяц охотился за опасным убийцей и как им удалось-таки изловить бандита. Когда же Алексей замолчал, Петр Иванович крякнул и с сожалением произнес:

— Да, если бы все преступления раскрывались так же успешно, «висяков» бы не оставалось.

— Работать надо лучше, улики грамотно собирать. Преступник всегда следы оставляет, главное — уметь их найти, — наставительно произнес Ромка.

Алексей вытянул руку, потрепал его по плечу и добродушно сказал:

— Конечно, куда нам до тебя. Ты у нас знаменитый сыщик, от твоего внимания ничего не ускользнет.

— Вот именно, — с серьезным видом кивнул Ромка.

Алексей поднялся от костра, и его ироничная улыбка утонула в ночи.

— Мне завтра утром надо быть в Москве, хочу немного поспать.

Вслед за внуком отправились по палаткам Петр Иванович и Жан-Жак. Два закадычных друга тоже решили прикорнуть пару часиков перед утренней рыбалкой. Посидев еще немного с ребятами, ушла спать и Маргарита Павловна.

Ромка съел печеную картошку, отряхнул от золы руки, поднялся и командирским тоном распорядился:

— Катька, иди и ты ложись, а то не выспишься, а тебе, между прочим, тоже рано вставать.

Катька показала Ромке язык и назло ему не сдвинулась с места. Однако скоро она почувствовала себя третьей лишней и тоже удалилась. Слышно было, как пыхтит и возится в палатке Ромка и как жикнула «молнией» своего походного «кокона» Катька.

Лешка с Артемом остались одни. Они сидели молча, держась за руки, и по-прежнему не сводили с огня глаз.

А костер стал понемногу затухать. Лешка нашла рядом с собой сухую сосновую веточку, кинула ее в золу, иголки на ней вспыхнули, и ветка мигом сгорела.

Скоро кончился весь припасенный хворост, палатки скрылись в темноте сосен, месяц куда-то делся, отчего звезды стали ярче и ближе, а от лиственных деревьев повеяло прохладой. Лешка поежилась, и Артем вскочил.

— Я вон там видел сухое дерево. Сейчас принесу.

— Пойдем вместе.

Держась за руки, они зашли за густые кусты, но никакого сушняка там почему-то не оказалось.

— Где-то тут она была, эта коряга, я хорошо помню, — озираясь кругом, сказал Артем и пошел по тропинке в глубь леса. Лешка отбежала вправо, заглянула за высокий куст и метрах в трех от себя вдруг заметила чуть мерцающий зеленоватый огонек.

— Ой, что это? — вскрикнула она.

— Не знаю, пойдем посмотрим, — шепотом ответил мальчик.

Стараясь ступать как можно тише и не трещать ветками, Лешка с Артемом прокрались на маленькую полянку. Артем всмотрелся в таинственный предмет и рассмеялся.

— Это же гнилой пень светится!