стороны линии фронта.

Главнокомандующий финской армией маршал Карл Густав Маннергейм был трезвым и хладнокровным человеком. Будучи давним и убежденным антикоммунистом, он никогда не опускался до пещерного национализма, до ненависти к русскому народу. Быть может, это качество выработалось в нем за долгие годы, проведенные на российской военной службе. Финский барон был не последней фигурой в кругах царского генералитета.

Он дослужился до эполет генерал-лейтенанта, командовал одной из лучших в русской армии кавалерийской дивизией. Благодаря своей преданности и исполнительности Маннергейм был замечен императором Николаем и приближен ко двору. Он не относился к тому типу людей, которые в зависимости от политической конъюнктуры меняли свои привязанности, как перчатки. В течение всей «зимней» войны на столе главнокомандующего в его ставке в Миккели простояла фотография с дарственной надписью и припиской, сделанной рукой маршала: «Это — мой государь».

Маннергейм отлично знал русского солдата: его самоотверженную стойкость в обороне, взаимовыручку в бою, неудержимый напор и отвагу в наступлении. И главным контраргументом этому он выставил ту мощнейшую систему фортификационных сооружений на Карельском перешейке, которая получила его имя.

Что же представляла собой эта «финская крепость»? Обратимся вновь к воспоминаниям участников боев. Подступы к первой линии были обильно насыщенны дзотами, засеками, завалами, минными полями. Финны взорвали практически все мосты через каменистые лесные реки и узкие горловины озер. Инженерное усиление в сочетании с болотами, узкими дефиле озер, делали эту местность труднопроходимой.

Каждый узел сопротивления оборонялся полевой и казематной артиллерией и пехотной силой до двух егерских батальонов. Обычно узел представлял собой неправильный прямоугольник в четыре километра по фронту и два километра в глубину. Он насчитывал до 30 долговременных огневых точек (дотов), составляющих его бетонный скелет. Промежутки между дотами были заполнены разветвленной сетью траншей, окопов и ходов сообщений, прикрытых засеками, лесными завалами, противотанковыми «волчьими ямами» и сложной системой инженерных заграждений.

К примеру, один из дотов в полосе наступления 100-й стрелковой дивизии имел перед фронтом 45 рядов колючей проволоки. «Прямо в этом проволочном поле, — вспоминает В. Л. Корхов, — было разбросано в шахматном порядке двенадцать рядов противотанковых бетонных надолб. Кроме того, там были сотни противотанковых и противопехотных мин. Каждый дот имел боевые казематы, арсенал, коридоры со спусками в казарму, электростанцию, машинное отделение, офицерскую комнату, кухню, уборную, лазы в бронекупол. Доты были рассчитаны на прямое попадание гаубичных снарядов».

И это еще не все. Уходящие в тыл отсечные позиции через соединяли главную полосу обороны с полосой тактических резервов или второй оборонительной полосой. Она имела 39 дотов и 178 дзотов и той же самой системой полевого заполнения. Еще примерно через 7 километров лежала третья линия обороны, состоявшая из четырех узлов сопротивления.

И, наконец, в неприступную крепость был превращен Виипури (Выборг). Финны сделали из него особо мощный укрепрайон. Опорными пунктами стали дома, кладбище, ипподром. В случае особой необходимости оборона усиливалась затоплением территорий к востоку от него путем взрыва плотины Саймаанского канала.

Предусмотрено было, казалось все, вплоть до минирования льдов Выборгского залива. И все-таки линию Маннергейма прорвали!

Прорвали именно в лоб, растапливая кровью льды болот и озер, превосходя предел человеческих возможностей.

Зимой сорокового девятнадцатилетний солдат Антти, вторым номером лежал за пулеметом в дзоте под Хоттиненом. Он вспоминал: «Сначала несколько часов била русская артиллерия. Это был сущий ад, словно все черти разом повылезали из болот. Нам повезло: мы отсиделись в казематах, а от второго взвода, не успевшего покинуть траншею, осталось шесть человек. А потом цепями пошла советская пехота. Она шла так густо, что мы не успевали перезаправлять ленты. Ствол раскалялся докрасна, — и ни одна, ни одна пуля не летела мимо цели. А они продолжали по штабелям трупов ползти вперед. Потом снова поднимались с винтовками. В полный рост. С одними винтовками. Это безумие, это было дикое безумие. Наш унтер сказал: «Они чертовски храбрые парни, но у них там, наверху, кто-то определенно спятил…».

Наконец дело сдвинулось с мертвой точки. Ценой титанических усилий, невиданного героизма солдат и командиров главная полоса финской обороны была прорвана. 7-я и 13-я армии (впоследствии воины 13-й армии первыми приняли на себя удар фашистов в июне 1941 г. в гродненском укрепрайоне) продолжали развивать наступление, спотыкаясь о доты и укрепленные огневые позиции.

Финны сдавались в плен крайне редко. В основном, их брали либо раненых, либо застав врасплох. В пользу этого говорит хотя бы тот факт, что за все время военный действий в советском плену оказалось менее одной тысячи финских солдат и офицеров. Иногда при допросе пленного финского солдата, к изумлению присутствующих, обнаруживалось, что он еле-еле говорит по-фински!

Выяснилось, что в учебных лагерях финской армии много иностранцев. Эти добровольцы прибывали в Финляндию практически из всех стран Европы. Шведов набралась целая стрелковая бригада численностью более 8 тысяч штыков.

В Лапландии, на северном участке советско-финского фронта, фактически всем руководил бывший в то время начальником Политического управления РККА армейский комиссар 1-го ранга Мехлис. Этот до мозга костей преданный Сталину человек считался в армии «серым кардиналом». Его, жестокого и вспыльчивого человека, одного из главных организаторов репрессий высшего командного состава РККА, откровенно побаивались даже командармы. Его вмешательство в управление войсками чаще всего было губительным, не раз приводившим к катастрофам.

По его указанию северная группировка войск пришла в движение. 44-я стрелковая дивизия 13-й армии, будучи на острие удара, после короткого боя прорвала финскую оборону и начала быстрое продвижение вперед. Между тем, финнам энергичными фланговыми ударами удалось закрыть проход, отрезав дивизию от основных сил.

Несколько дней, в лютую стужу, в полном окружении, части дивизии вели тяжелейшие бои на прорыв из кольца. В конце концов, это удалось, но какой ценой! Вот выдержка из срочной телеграммы Мехлиса Сталину: «…44-я дивизия оставила противнику 79 орудий, 37 танков, 130 станковых пулеметов, 150 ручных пулеметов, 6 минометов, 150 автомобилей, все радиостанции, весь обоз. Из окружения вышла только половина личного состава, причем до 40 процентов без оружия. Раненых и обмороженных 1057 человек. Фактически от дивизии остался только артполк и медсанбат…».

Над командованием дивизии Мехлис устроил показательный военно-полевой суд. После пятидесятиминутного разбирательства командир дивизии полковник Виноградов, начальник штаба полковник Волков и начальник политотдела полковой командир Пахоменко были расстреляны перед строем.

28 февраля сопротивление финнов на линии Маннергейма прекратилось. Утром 13 марта пал Выборг. В этот же день ровно в двенадцать часов смолкли пушки. Война закончилась.

Настало время получать награды. 100-я стрелковая дивизия была награждена орденом Ленина, а многие красноармейцы, сержанты, командиры, политработники были награждены орденами и медалями. Только из состава 46-го гаубичного полка дивизии было награждено орденами и медалями 56 особо отличившихся солдат и командиров. За мужество и героизм, проявленный в бою, звания Героя Советского Союза было удостоено 10 воинов дивизии. Среди них: лейтенант Кучеров Ф. Я., старший лейтенант Ребенок П. И., сержант Кириллов В. М., старший лейтенант Ватагин А. М., красноармеец Веселов А. М., старший лейтенант Мешков В. М., лейтенант Перегуда П. У., старший лейтенант Сипович М. И., старший политрук

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату