Около 17 часов мы доехали до места, выгрузились и на больших автобусах стали разъезжаться куда- то.
Нам выпало оказаться в полевом госпитале 2/529.
По прибытии туда мы сдали документы, а потом нас и все наши вещи подвергли дезинсекции.
Я со вздохом облегчения сдал свое белье.
Когда мне сняли повязку, под ней все буквально кишело вшами. А какое неописуемое чувство облегчения испытываешь, смыв всю эту заразу, всю дорожную грязь! Но вообще-то санитары здесь — народ черствый, явно не рвутся помочь. Бартель иногда помогает мне — я ведь почти не владею левой рукой. Из душа направляемся сразу в перевязочную, где нас ожидает сестра.
И вот мы с Бартелем, сияя от счастья, переодетые в полосатые пижамные куртки (штанов на нас не хватило), направляемся на четвертый этаж в указанную палату.
Кроме нескольких одноэтажных кроватей здесь стоят и две двухэтажные, одна из которых свободна. Я занимаю место внизу, и тут же на мое счастье выдали штаны — не бегать же, в конце концов в таком виде!
11–29 января 1943 г
В первые дни рана моя беспокоит все сильнее и сильнее. Я уже и рукой шевельнуть не могу.
Каждый раз, как приходится вставать с койки, слезы из глаз.
А 13 января стало совсем плохо — температура подскочила до 39,6.
С утра иду в перевязочную, оказывается, вся рана — сплошной гной, даже повязку не отдерешь.
Врач констатировал абсцесс в канале раны, распорядился срочно оперировать. Молодая русская медсестра готовит все необходимое.
Под наркозом врач делает надрез чуть ниже канала раны и перевязывает сам канал и рану, предварительно пропустив резиновый шланг — канюлю.
Очнувшись после наркоза, понимаю, что все позади, боли не чувствую никакой. Врач накладывает тугую повязку.
На следующий день температура спадает. Пять дней хожу на перевязку, процедура весьма болезненная. Каждый раз с облегчением воспринимаю ее завершение.
27 января тугую повязку, наконец, снимают. У раны совершенной другой вид.
Подъем (пробуждение) в 7 утра, приходят медсестры с тазиками для умывания.
В первые дни приходилось умываться с помощью медсестры, потом я уже сам хожу в умывальную.
Затем приносят посуду (ее моют румыны) и завтрак. После этого подметают или делают влажную уборку палаты.
Встаю я обычно ненадолго, в основном лежу. Потом представляется возможность почитать, благо книг здесь достаточно.
Дежурная медсестра всегда занята — перевязки и так далее.
Я получаю трехразовое питание. В 8 утра завтрак. Бутерброды хоть и тонкие, но уже намазаны медом или мармеладом — когда как. Я редко съедаю больше двух, от силы трех бутербродов, есть не хочется. В 9 утра приносят еще по бутерброду.
В нашей палате никто не съедает все. Рудольф, этнический немец из Румынии, отдает их румынам — те вечно голодные — в обмен на сигареты.
Обед хороший. Всегда что-нибудь, да оставишь. А иногда и вовсе не притрагиваешься.
На ужин дают опять бутерброды, как и на завтрак, да еще немного колбасы, рыбы или еще чего- нибудь.
Погода мягкая, мороза нет, снега мало. В нашей палате на 25 человек всегда тепло.
Почти все здесь — лежачие, ходячих только несколько человек. Каждое утро обход врача.
Главврач — дока в своей области, день и ночь на ногах, работы невпроворот, сам оперирует, ассистирует ему медсестра.
Постоянно выписывают тех, кто признан пригодным для отправки на транспорте, выписывают и Бартеля. Я пока что не признан пригодным для отправки на транспорте.
Наши вещи, скукожившиеся от сушилок и дезинфекций, мы получаем лишь 29.01.1943, непосредственно перед отправкой в Германию. Все, что мне явно не понадобится, — летнюю форму, куртку на меху, вязаные нижние штаны — я с собой не беру. Мне даже пришлось лежать в коридоре из за большого притока новых раненых. Койки были вполне удобные, мне даже досталось стеганое одеяло. Нижнего белья хватало в обрез — я целых три недели не менял его.
С 29.01 по 2.02.1943 г. мы на санитарном поезде добирались до Швейдница (Силезия).
21.07.1943 года меня признали фронтопригодным и направили в резервные части.
14 апреля 1944 г
Известие о том, что меня переводят на фронт, да еще в родную 13-ю танковую дивизию, было словно гром среди ясного неба. Ведь именно оттуда, с Кавказа, из Шиколы, 26.12.42 г. меня направили на излечение в госпиталь после ранения в плечо, полученного в бою, где нас использовали в качестве пехотинцев.
После 6-месячного пребывания в госпитале в Швейднице, так сказать, в силезском Потсдаме, я, полностью выздоровев, оказался в Майнингене (Тюрингия). После службы в роте выздоравливавших я сначала занимался подготовкой новобранцев, позже выполнял в канцелярии чисто бумажную работу.
С началом весны многих моих товарищей стали отправлять на фронт. Дошла очередь и до меня, собственно, этого следовало ожидать.
Вместе со мной отправке на фронт на транспорте подлежали еще 10 человек и еще 30 человек направили в Италию в 29-ю танковую дивизию своим ходом. Отъезд должен был состояться уже на следующий день, я, в общем-то, довольно быстро настроился на отправку на фронт.
Жаль, конечно, было покидать Зондерхаузен, где я прижился и где мне нравилось. Во всяком случае, там было куда лучше, чем в Майнингене, и природа живописнее, да и вообще.
Здесь, в Зондерхаузене, жилось спокойно, война нас и не касалась.
Непосредственно перед отправкой нас переодели во все новое.
В беготне с обходным листом проходит этот день. Сразу после 18 часов еще раз на прощание решил выйти в город и подышать вольным воздухом.
15 апреля 1944 г
В первой половине дня отправки мы так и не дождались. Так и прослонялись между казармой и штабом. Получили довольствие, прошли палатку окуривания, медицинский осмотр на предмет фронтопригодности, проверку форму одежды. И так до 13 часов. Потом упаковывались — для этих целей нам выдали по 2 бельевых мешка.
