Уже в 4 часа наш сон нарушил Раудфус: «Тревога! Всем подъем! Русские прорвались!» Оказывается, боевое охранение нас не нашло, пришлось посылать Раудфуса поднять нас. Быстро одеваемся. Я сегодня решил надеть шинель. Рота собирается у нашего дома. Оставляют только водителей, всех остальных делят на группы.

Я назначен 2-м номером за пулемет к Нойбауэру в группу Клюзенера. И мы, прихватив ящики с патронами, пешком отправляемся в расположение батальона.

Ночью выпал снег и подморозило.

А до батальона ни много ни мало 2 километра. Рад, когда мы, наконец, добираемся туда. Разместили нас вместе с вестовыми.

Шум боя становится все отчетливее. Ухают наши 6-ствольные минометы, но видимости почти никакой — туман. Русские и решили воспользоваться густым туманом и в нескольких местах сумели прорвать нашу оборону. Едва мы появились, как нам сообщили, что нас срочно требует к себе гауптман Фрёмиль.

Унтеру-офицеру Клюзенеру приказано взять троих и идти в пешую разведку — мол, русские уже в Шиколе, там, где находятся обозы 5-й роты. Гауптман отправляет туда группу Вилле, почти наугад, ориентируясь исключительно по шуму боя: никто из вестовых понятия не имеет, где эти обозы.

Остальные группы обспечивают оборону по фронту.

Теперь я уже в группе Химмельсрайха, 2-м номером за пулеметом. Сидим прямо на улице. Проклятый туман!

Справа от нас позиции 6-ствольных минометов, чуть дальше противотанковое орудие, расчет которого никак не может отыскать затвор.

Вскоре Штихерт забирает нас отсюда и посылает в 4-ю роту. Мол, свернете налево на вторую от нас улицу, а потом прямо.

Вместе с нами действуют и румыны.

Я вспотел, как конь. Часто вблизи рвутся мины. Отмахав на своих двоих около 2 километров, оказываемся на восточной окраине Шиколы, вдоль которой протянулся противотанковый ров. Слева постоянно тарахтит пулемет.

Очевидно, 4-я рота залегла где-то дальше.

В тумане продвигаемся дальше вдоль по улице.

В тот момент, когда Химмельсрайх и еще один наш боец решают свернуть налево, гремит разрыв. Мы тут же кидаемся в противотанковый ров. Химмельсрайх с солдатом возвращаются и идут вдоль улицы. Помедлив, за ними следуем и мы и уже вскоре прибываем на ротный командный пункт.

Оберлейтенант Мильке тут же отправляет нас в сопровождении вестового назад. Сначала по левой стороне улицы следуют Химмельсрайх и Ланге, а метрах в 150 позади идем мы. Химмельсрайх поворачивает и жестом призывает нас к себе. Я тут же добегаю до него.

Прямо перед нами, от силы в полутора десятках метров, тянется овраг, в котором засели русские, и все новые и новые солдаты противника, вынырнув из тумана, устремляются туда.

Густав стреляет неплохо и снимает нескольких человек.

Одновременнно Фурман заходит слева метрах в 50 от нас и залегает с карабином, подходят и еще несколько человек наших.

Безо всякого прикрытия лежим прямо на краю оврага, стреляя то направо, то налево. Положение наше хуже некуда. А туман только на руку русским.

Русские что-то кричат, лают потревоженные собаки.

Мы и знать не знаем, кто там у нас справа, кто слева, короче говоря, действуем на свой страх и риск. Один ящик (300 патронов) мы уже израсходовали. Внезапно замечаю, что Фурман лежит без движения, к нему спешит Мауэрер. Слева пробираются русские, им нет конца, кое-кого нам удалось уложить из пулеметов.

Я едва успел вставить новую ленту, как вдруг ощутил сильнейший удар в плечо.

Кричу Густаву, что я, мол, ранен.

Левая рука повисла плетью, я и шевельнуть ею не могу. С великим трудом переворачиваюсь на бок и еле-еле отползаю метров на Ш. Потом поднимаюсь и, пригнувшись, бегу, правда, тут же перехожу на шаг. Раненая рука как висела, так и висит.

На улице встречаю Лодза, которого послали за подкреплением, он и доводит меня до командного пункта роты.

В дверях стоит оберлейтенант Мильке, он как раз отправляет два пулеметных расчета к нам на подмогу. Дай бог, чтобы они успели, пока наши там держатся.

Иду в расположенную тут же рядом землянку, где разместился медпункт. Тут же за мной приходит и Мауэрер. Оказывается, едва он подобрался к Фурману, как его полоснуло по голове пулей.

Санитар с трудом стаскивает с меня шинель и всю остальную одежду — я и шевельнуть раненой рукой не могу. Нательную рубаху пришлось разрезать, а вся моя одежда пропиталась кровью.

Пуля угодила мне в левое плечо и прошла навылет. Выходное отверстие примерно на 6 сантиметров выше на спине. Судя по всему, кость не задета.

Приходит и Эдель. У него пуля раздробила локтевой сустав. Он рассказывает, что до него ранило Ланге и что вроде бы Химмельрайх сбежал потихоньку, оставив двух раненых товарищей.

Перевязав меня, санитар кое-как набрасывает на меня одежду. Из 4-й роты постоянно прибывают все новые и новые раненые. Мы все вместе отходим по левой стороне улицы к окраине Шиколы. Рука болит страшно, в особенности если оступишься. Потом на какой-то легковушке нас отвозят к оберарцту[3] доктору Вальштабу. Тот делает нам еще одну перевязку. Здесь я узнаю, что доктор Вальштаб, сын приходского евангелического священника, до 1932 года проживал в моем родном городе. Да, воистину тесен мир — с кем только не повстречаешься на войне!

Русские атаковали, воспользовавшись густым туманом, и сумели во многих местах прорвать нашу оборону. А румыны дали стрекача. Все, кто находился в селении, спешно покидают его. А туман и не думает рассеиваться. От залпов русской артиллерии дребезжат оконные стекла. Наши 6-ствольные минометы посылают ответные залпы в сторону противника.

Аксель фон Мюнхгаузен также получил ранение в верхнюю часть бедра.

Вызвали нашего ротного фельдфебеля, с ним пришли Хоппе, Штихерт и Майснер. Каждому раненому нашей роты поднесли полторта, плитку шоколада, 36 сигарет и по бутылке коньяка на троих. Мауэрер остается в роте, а нас с Эделем и Мюнхгаузеном примерно через полчаса на грузовике доставляют в Урус. По пути умирает от ранения в живот один из наших товарищей.

В Урусе, оказывается, только пункт распределения раненых, на всех и про всех — один врач, да еще помощник. Врач где-то раздобыл для нас краюху черствого хлеба.

Около 16 часов засыпаю на подстилке из соломы, а вместо одеяла снимаю оконную занавеску.

Продолжают поступать новые раненые.

В 19 часов нас на санитарной машине отвозят в расположение 2-й санитарной роты, где мы битый час ждем, пока нас перевяжут.

Вместо ужина выдали только бутерброды, но зато здесь можно выспаться. Мне достается даже свободная койка.

Эти дни я провел на центральном медпункте. День я пролежал на койке, а потом пришлось ее освободить для тяжелораненого, а я перекочевал на обычный соломенный тюфяк. Лежать страшно неудобно, поэтому сплю мало. Ночам, казалось, конца не будет. В нашем помещении лежат примерно 2() человек раненых, оно просторное и теплое. Наши оба санитара хорошо за нами ухаживают. Кормят тоже очень хорошо.

Так как лежать все равно неудобно, я днем встаю. Самое плохое, что читать нечего. Две-три газеты выучил со скуки чуть ли не наизусть.

Хорошо, что хоть наш ротный фельдфебель догадался принести мне перед отправкой планшет,