ее, чего она больше всего хочет, вернуть ее, как подарок, Обри и исчезнуть. Заставить Обри помочь ему бесследно исчезнуть. Укрыть его от Харрела.
Постепенно бег мыслей замедлился. Стала исчезать иллюзия безопасности. Он улавливал звуки саксофона внутри клуба, шум движения по Бродвею, отдаленный рев противотуманных сирен на заливе, приглушенные звуки, доносившиеся из баров, клубов, кафе, магазинов.
Все личное, вся ее прошлая жизнь с ее призраками рухнула при столкновении с его миром. Ее горе в связи с утратой Фраскати уродливо перемешалось с комплексом вины. К тому же теперь в ее жизнь вторглись приказывающие вооруженные люди. Они уже убили ее любовника и пытались убить ее. Она стала для него обузой, и у него, с жалкими остатками профессиональных навыков и интуиции, не было сил справиться с ней; ему нужно было выжить, а она отвлекала от этой элементарной необходимости.
Значит, выжить... забыть о ней.
Он стал спускаться по проулку позади клуба. На перекрестке бешено плясали неоновые огни, по ушам бил оглушительный нестройный шум. Поперек дороги в обнимку с продолговатым свертком валялся пьяный. От него страшно разило, и Хайд облегченно вздохнул, выбравшись, наконец, в море света, музыки и кричащих вывесок. 'ПОЛНОСТЬЮ ГОЛЫЕ... ЖИВОЙ СЕКС – МУЖЧИНЫ С ЖЕНЩИНАМИ... СЕКС И РОК-Н- РОЛЛ'. Его сразу проглотила толпа, и он почувствовал себя неуверенно, впервые оказавшись в городском окружении. Засунув руки в карманы, он медленно брел по тротуару, провожаемый ослепительными улыбками и грозными усмешками швейцаров и вышибал, переступая через ноги пьяных, задевая за длинные рукоятки рулей мотоциклов 'харлей-дэвидсон', вдыхая запахи пива, сладковатого дыма, гамбургеров и сосисок. Перед ним шли в обнимку двое мужчин. Перебранка на испанском языке, спор на щелкающем, словно фишки маджонга[8], кантонском наречии; бурлящая энергия улицы опустошала его. Ряды автомашин с затемненными ветровыми стеклами. Он отворачивался от света уличных фонарей. Руки в карманах разжались – признак того, что к нему возвращается былая уверенность и сноровка. Начинал осваиваться в новой среде, признаваясь себе, что Харрел почти довел его до панического состояния.
Пока рядом была эта женщина, ее заботы и тревоги мешали об этом думать.
'Форды'
В переулке, укрываясь в темноте, целовались двое мужчин. Седовласый джентльмен с женщиной много моложе него направлялся в сторону джаз-клуба. Мерцающая световая реклама с именем Дэвида Мэррея выглядела крошечной в сравнении с соседними, отражающими все с буйством эротических сцен. Замедлив шаг, задержался у витрины магазина. Безделушки, ковбойские шляпы, куклы, шали... машина с пассажирами. Еще раньше его насторожила дважды медленно проплывшая по Бродвею полицейская машина с мигалкой. И сейчас мимо проезжала полицейская машина. Из стоявшего седана просигналили в ответ. Кто-то, задев его, извинился, подняв руку. Согнувшись, словно пьяный, он подошел поближе к машине...
...В заднем стекле две головы, повернутые в сторону джаз-клуба. Выпрямившись, Хайд двинулся вдоль витрины китайского ресторана, вдыхая острые, пряные, вкусные запахи. Остановился на краю тротуара, натянутый, как струна, уверенный в себе. Опасность уменьшилась до размеров двух сидящих в 'форде' шпиков. Когда они с Кэтрин приехали, 'форда' здесь не было. Пока один из его пассажиров не пойдет посмотреть, им ничего не известно, поэтому они не в счет. Затесавшись среди туристов, ростом едва ли выше окруживших его вездесущих японцев, он на зеленый свет перешел улицу. Прошмыгнул в проулок. Пьяница гнусаво распевал песни, а на него, облегченно задрав лапку, мочилась собачонка. Хайд остановился, продолжая следить за 'фордом'.
Правая дверца открылась, из нее, потягиваясь, вылез человек, поговорил с водителем и стал ждать у светофора; не торопясь, занятый привычным делом.
У Хайда заколотилось в груди, на лбу выступил холодный пот. Взятую напрокат машину не узнают – так ли? Выследили ли ее? Он попятился в глубину проулка, споткнувшись о ноги пьяного и испугав обнюхивавшую его собачонку. Пассажир 'форда' в это время перешел Бродвей и направился к главному входу в клуб, но потом, замедлив шаг, стал вглядываться в проулок. К нему подкатилась проститутка, но он сердито отмахнулся. Хайд позавидовал ей, глядя, как она, пожав плечами, с независимым видом пошла прочь. Мужчина нерешительно остановился, рука в кармане пиджака.
Хайд добрался до машины, тихо закрыл за собой дверь и пригнулся к сиденью. Осторожно, словно распаковывая драгоценности или тонкий фарфор, развернул карту, которую достал из кармашка на дверце; стал изучать кружки, обведенные фломастером вокруг городков, имевших небольшие аэродромы. Путь на волю, внушал он себе. Удобно торчавший до того за поясом пистолет больно уперся в спину. Он осторожно выглянул в стекло, посмотрел на угол проулка, снова глянул на черные кружки аэродромов, потом опять на проулок и освещенную сине-красными бликами автостоянку. Изредка мелькали тени, и человек подозрительно глядел им вслед. В левой руке хорошо просматривался пистолет, правой он опирался на стену. Обошел мусорные баки. Пистолет удобно лег на ладонь – Хайд чувствовал себя спокойно, опасность сократилась до одного человека, неуверенно двигавшегося в лунном свете, отбрасывая черную тень на белую деревянную стену клуба. Ясно была видна кисть, сжимавшая пистолет. Хайд левой рукой придерживал ручку дверцы. Дыхание успокоилось. На скулах и вокруг рта, натягивая кожу, напряглись мышцы, но такая маска была ему по размеру.
В задней двери клуба, вглядываясь в темноту и призрачный лунный свет, появилась Кэтрин, вспугнув мужчину, тотчас припавшего к белой стене...
Воздух в анфиладе кабинетов был наэлектризован. Не успев войти, он нетерпеливо развернул финансовые полосы 'Таймс' с сообщением, что 'Рид электроникс' согласилась выкупить принадлежавшую правительству долю в компании 'Инмост', производящей транспьютеры. 'Гардиан', несомненно, объявит, что это скандал и попытка поставить в трудное положение Давида Рида, министра торговли и промышленности в правительстве Ее Величества. Годвин читал зеленые слова, бегущие по экрану видеотерминала. Лицо в свете дисплея – словно у больного желтухой. Потом снова оперся на свои трости, стараясь определить настроение Обри.
Обри не выспался; был, как всегда в таких случаях, кислым и раздражительным... однако Хайд не связался ни с Мэллори, ни с Вашингтоном, ни непосредственно с ним. Харрел вернулся в Америку и теперь, вероятно, находился на Западном побережье, координируя поиски Хайда и его племянницы. Истерический срыв Лескомба отдавался в голове, словно грохот падающей на землю взорванной за ненадобностью старой дымовой трубы. Он беспокойно метался, не находя места. Ему было жарко.
– Итак, Тони, что мы имеем? Что у вас для меня? – Хмурый вид Годвина, возможно, служил ему упреком. Он чувствовал, что его вопросы прозвучали брюзгливо, но что он мог поделать!
